Сознательный гражданин - [5]
Ивану приходилось слышать истории про одиноких женщин, увлекавших наивных простофиль красотой и обещаниями, а потом убивавших и питавшихся их трупами. Красотки быстро смекали, что если жертве отрубить голову, то тело не восстанет и его можно будет жрать пока мясо не начнёт портиться.
И вот когда таких отожранцев стало много, правительства стран, где власть устояла и окрепла, — как стало известно Ивану только недавно, где у власти уже были упыри, — взялись за отожранцев основательно. В живых районах начались облавы: спецподразделения военных и полиции, в состав которых входили медики, проверяли каждый дом, каждую квартиру, всех живых и за таковых себя выдававших, и истребляли выявленных отожранцев. В России этим занималось новосозданное ведомство: РосЗомбоНадзор.
Уже к началу второго года пандемии в России отожранцы стали редкостью. Выработанный зомбополицаями комплекс мер не давал возможности мертвяку поумнеть — результаты одни из лучших в мире! И оно неплохо. За это ребятам из РосЗомбоНадзора честь и хвала. Вот только… вся их структура работала на таких же упырей-отожранцев, охраняя их монополию на право жить вечно и питаться сознательными гражданами, которым — так, на всякий случай — запретили иметь огнестрельное оружие.
В первый год пандемии уцелевшее гражданское население вооружилось до зубов. Много оружия было на руках: автоматы, пистолеты, ружья… в основном, армейские и охотничьи образцы. У каждого выжившего что-то да было. Но когда обстановка стабилизировалась, в СМИ началась яростная кампания против владения оружием. Каждый день в новостях шли сюжеты про бытовые убийства на почве ссоры или ревности, про стрельбу в школах, про убийства по неосторожности… И в каждой второй такой новости среди жертв были дети. А потом радетели о счастье народном из Государственной Думы породили новый закон о полном запрещении для гражданского населения любого огнестрельного оружия, включая охотничье, а срок за его хранение — теперь незаконное, несмотря на любые ранее выданные разрешения — увеличили до восьми лет. Президент закон тут же подписал и по стране пошла волна разоружения. А в довершение этого процесса демилитаризованным гражданам сначала рекомендовали, а потом и обязали появляться в общественных местах в специальных «защитных масках», сделанных по типу обыкновенных собачьих намордников, чтобы внезапно умерший гражданин никого не покусал.
Иван тогда сдал свой АК-74 и обрез «Ижá», явив гражданскую сознательность, а через два месяца от законопослушного Ивана ушла жена. Ушла к вооружённому и надёжному как скала лейтенанту РосЗомбоНадзора.
«Зря ты, Ваня, автомат отдал», — говорил ему потом Юрий Алексеевич, прихлёбывая из эмалированной кружки чифирь. — «Баба твоя потому и ушла к менту, что баба она, страшно ей… Бабе защита нужна в лихое время. У меня вот волына на всякий пожарный имеется… Это я так, пока большого шухера нет, с молотком хожу… А шухер он будет, Ваня, обязательно будет… Эти, в Кремле которые, просто за жопы свои боятся, потому и разоружили людей…»
Юрий Алексеевич пропал без вести спустя полгода после того разговора. Просто исчез.
Площадку перед производственным корпусом Иван обошел справа, за засыпанными сугробами мусорными кучами. На ровном белом ковре не было видно ничьих следов крупнее редких птичьих лапок, — незачем его топтать, решил Иван.
Подойдя к котельной, Иван заметил огибавшую трубу цепочку следов: кто-то недавно ходил вокруг котельной по часовой стрелке. Следы были от обуви примерно 42-го или 43-го размера, — Иван сравнил их со своими следами, а у него размер был 44-й. Глубина следов была примерно такая же, как и у него.
Иван пошёл вдоль глухой стены. Слева в метре от стены тянулся сплошной вал из снега, начинённый всевозможным хламом: из-под снега торчали углы железобетонных блоков, какие-то ржавые короба, гигантские прогнившие деревянные катушки для кабелей, обгоревшие покрышки… Позади за валом, точно против чёрного на фоне снега проёма ворот производственного корпуса, выглядывала стройная как молодая девушка берёзка.
Дойдя до угла здания, Иван остановился, прислушался.
Где-то неподалёку хрустнул снег, и мелодичный женский голос произнёс:
— Эй! Выходи! Я тебя слышала!
Иван секунду помедлил, потом быстро спрятал монтировку в рукав — руку сквозь свитер обдало жгучим холодом — и шагнул из-за угла.
На небольшой площадке перед входом в котельную стояла девушка в бежевом пуховике, синих джинсах и меховых сапожках. Из-под накинутого на голову капюшона с меховой опушкой на Ивана смотрело румяное от мороза миловидное лицо с большими глазами; на лоб спадал локон русых волос, из красивого рта с розоватыми пухлыми губами шёл пар. В левой руке девушка держала небольшой рюкзачок, правая была свободна. Девушка зябко пошевеливала тонкими белыми пальцами; из правого кармана пуховика выглядывал край вязаной варежки, такой же, какая была надета на левую руку, в которой был рюкзачок. Она, похоже, перед тем что-то делала свободной рукой — скорее всего, набирала сообщение на телефоне или планшете, который у неё или в кармане, или в рюкзаке.
