Сознание. Все тайны разума – от растений до искусственного интеллекта - [4]

Если память влечет за собой формирование воспоминаний (кодирования информации) и воспроизведение воспоминаний (извлечение информации), то растения определенно помнят. К примеру, венериной мухоловке необходимо, чтобы насекомое затронуло два волоска на ее листьях для захлопывания, так что она помнит первое такое прикосновение… Саженцы пшеницы помнят, что они пережили зиму, перед тем как начать цвести и давать семена. И некоторые подвергшиеся стрессу растения дают потомство, которое более устойчиво к тому же стрессу, – тип межпоколенческой памяти, который был недавно обнаружен и у животных[8].

Эколог Сьюзан Симард проводит исследования в области экологии лесов, и ее работа породила прорыв в нашем понимании коммуникации между деревьями. В своем выступлении на конференции TED в 2016 году она описала трепет от обнаружения взаимозависимости между двумя видами деревьев в ее исследовании сетей микоризы – сложных подземных сетей грибов, которые связывают отдельные растения и передают воду, углерод, азот и другие питательные вещества и минералы. Симард изучала уровень углерода у двух видов деревьев: ели Дугласа и японской березы, когда обнаружила, что две особи были задействованы в «живой двусторонней беседе». В летние месяцы, когда ели нужно было больше углерода, береза отправляла больше углерода ели; в другие моменты, когда ель все еще росла, но березе нужно было больше углерода, потому что она была без листьев, ель отправляла больше углерода березе – указывая на то, что два вида по факту были зависимы друг от друга. Такими же неожиданными были результаты дальнейших исследований, проведенных Симард, показавшие, что «материнские деревья» ели Дугласа были способны различать своих сородичей и незнакомые саженцы по соседству. Симард обнаружила, что материнские деревья заселяли свои саженцы бо́льшими микоризными сетями, отправляя им больше углерода под землей. Материнские деревья также «уменьшали конкуренцию своих собственных корней, чтобы освободить место для их детей», и, повреждаясь или умирая, отправляли сообщения через углерод и сообщали другие защитные сигналы своим саженцам, увеличивая сопротивление саженцев к локальным стрессам окружающей среды[9]. Таким же образом, распространяя токсины через подземные грибные сети, растения могут также отбиваться от угрожающих видов. Из-за обширных взаимосвязей и функций этих микоризных сетей они были названы «природным интернетом Земли»[10].

Тем не менее мы можем легко представить растения, которые показывают поведение, описанное здесь, без наличия чего-то, что означает быть растением. Таким образом, сложное поведение не обязательно проливает свет на то, обладает система сознанием или нет. Мы можем рассмотреть наши предубеждения о поведении с другой точки зрения, спросив: «Нужно ли системе сознание, чтобы осуществлять определенное поведение?» К примеру, нужно ли будет продвинутому роботу иметь сознание, чтобы похлопать свою хозяйку по плечу, когда он увидит ее плачущей? Большинство скорее всего ответит «не обязательно». По крайней мере одна технологическая компания создает компьютерные голоса, неотличимые от человеческих[11]. Если мы запрограммируем ИИ, который однажды начнет говорить вещи типа: «Пожалуйста, остановись – больно видеть, что ты это делаешь!» – должны ли мы будем принять это как доказательство сознания, или же это сложный алгоритм, внутри которого «не горит свет»?

Мы предполагаем, например, что совершенно бессознательный алгоритм стоит за растущей способностью Google точно угадывать, что мы ищем, или за способностью Outlook от Microsoft предлагать адресата, которому мы бы хотели отправить следующее письмо. Мы не думаем, что наш компьютер обладает сознанием и уж тем более, что он о нас заботится, когда подсвечивает контакт дяди Джона, напоминая нам включить его в рассылку о рождении ребенка. Программное обеспечение, очевидно, запомнило, что дядя Джон обычно включен в рассылки вместе с отцом и кузиной Дженни, но у нас никогда не возникает импульса сказать ему: «Ой, спасибо, что подумал обо мне!» Вполне возможно, однако, что будущие технологии глубокого обучения позволят этим машинам выражать кажущиеся осознанными мысли и чувства (давая им больше возможностей манипулировать людьми). Проблема в том, что и сознательные, и бессознательные состояния могут быть сопоставлены с любым поведением, даже ассоциированные с эмоциями, так что поведение само по себе не обязательно сигнализирует о наличии сознания.

Внезапно наш рефлекторный ответ на первый вопрос – что составляет доказательство сознания? – начинает растворяться. И это ведет нас ко второму вопросу о том, обладает ли сознание какой-то важной функцией или же имеет хоть какой-то эффект на физическую систему, обладающую сознанием[12].

Теоретически я могу вести себя тем же образом, что обычно, говорить все, что я говорю обычно, без обладания субъективным опытом происходящего, почти так же, как продвинутый робот (хотя, конечно, представить это сложно). Это суть мысленного эксперимента под названием «философский зомби», который обрел популярность благодаря философу Дэвиду Чалмерсу. Чалмерс просит нас представить, что любой человек фактически может быть зомби – кем-то, кто выглядит и ведет себя абсолютно так же, как все остальные, но без сознательного опыта внутри. Мысленный эксперимент о зомби неоднозначен, и другие философы, в частности Дэниел Деннет из университета Тафтса, утверждают, что это предположение невозможно – что полностью функциональный человеческий мозг должен обладать сознанием по определению. Но мысль о «зомби» достойна рассмотрения хотя бы в теории, потому что она помогает нам отследить те виды поведения, которые, на наш взгляд,