Сознание пишет. Беседы по почте с Рамешем Балсекаром - [46]

Год и множество сомнений спустя Рамеш рассказал мне о новом посетителе по имени Генри, который приехал днем раньше, чтобы встретиться с ним. Это был американец в возрасте семидесяти с лишним лет. Рамеш сказал, что мы с ним, наверное, сможем познакомиться. Затем он описал Генри: «Высокий, очень худой, с длинной белой бородой, ходит с тросточкой. Если его обернуть в набедренную повязку, то он будет похож на сошедшего с экрана Моисея».

В тот же вечер, прогуливаясь возле своей гостиницы, я увидел возле чайного ларька голову с белой бородой, возвышавшуюся над толпой индийцев. Я решил, что это он, и спросил: «Вы Генри?» Он оглянулся, посмотрел на меня критическим взглядом и сказал: «Да, а что?»

Мы сразу же нашли с ним общий язык и провели всю ночь, беседуя на балконе его гостиничного номера. Генри, имея за плечами тридцатилетний путь духовного поиска, как и я, был очарован этим гуру, Рамешем. И вот я услышал рассказ другого человека о длительном и иногда болезненном поиске. Генри пришлось пережить много страданий и разочарований, связанных с суровой дисциплиной, которой он сам себя подвергал.

Во время наших бесед Генри выразил идею того, чтобы привезти Рамеша в Штаты. Я согласился помочь ему. Сам Рамеш был не в восторге от такой перспективы. И мы оба начали его обрабатывать. Наконец Генри пошел в авиа-агентство и купил билет на самолет. А Рамеш? Он ответил согласием.

В сентябре 1987 г. я отправился с Рамешем в Соединенные Штаты. Генри договорился о том, что он проведет беседу в большом зале в Лос-Анджелесе. Рамеш предстал перед толпой, которая заполнила три первых ряда. Это было его первое публичное выступление.

Позже Рамеш провел беседу в чудесном доме Генри, расположенном на Голливудских холмах. Там-то небольшой круг учеников и нашел того гуру, какого искал. Оттуда Рамеш отправился на ритрит, который должен был проходить в пустыне к востоку от Лос-Анджелеса. Там он проводил беседы дважды в день в течение нескольких недель.

За этот период близости к Рамешу я прошел через этапы разочарования и подъема, блаженства и отчаяния. Все шло своим ходом. С течением времени я становился более расслабленным, осознавал свое привилегированное положение и счастье от нахождения рядом с Рамешем. По мере того как мы взаимодействовали в событиях повседневной жизни, эта близость и дружба углублялись.

Во время одной из групповых бесед, когда была затронута тема физической боли, Рамеш вытянул руку и, указывая на меня, сказал: «Здесь присутствует один человек, который может рассказать вам о боли на основании собственного опыта». Я был так поражен, что лишился дара речи! Я всю жизнь боялся публичных выступлений. Я не мог произнести нескольких слов даже перед маленькой группой людей. Мое сердце начало бешено колотиться, меня бросило в пот, что-то внутри меня сжалось… после чего я заговорил. Страх мой улетучился, но я тогда даже не заметил этого. Впервые в жизни я выступал перед аудиторией, не заикаясь и не умирая сто раз подряд. Вот что я им рассказал.

За полгода до этого я был в Лос-Анджелесе по делам, а также, конечно, для того, чтобы провести время с Питером. Однажды ночью мы сложили свои велосипеды в багажник принадлежавшего Питеру пикапа и отправились к расположенным в нескольких милях каньонам. Оказавшись на природе, мы улеглись на земле под луной и начали обсуждать духовные вопросы. Питер был одним из немногих друзей, с которыми я мог говорить на эти темы. Через некоторое время мы сели на велосипеды и покатили по извилистой узкой тропке при свете луны. Поскольку кроме нас никакого транспорта больше не было, мы ни о чем не беспокоились и быстро набирали скорость. Слишком поздно я заметил идущий вдоль дороги ров для отвода дождевых вод; и я сделал глупейшую вещь – резко нажал на тормоза.

Я перелетел через руль и приземлился лицом вниз. Я катился, подскакивая на кочках, еще футов двадцать, прежде чем остановился. В полном сознании я лежал на дороге в луже крови. Ни один из нас не знал, насколько серьезны были мои повреждения. Питер отвез меня в больницу, где мне шесть часов накладывали швы.

Знаменательным это событие было в силу того, что ни на одну секунду во мне не было сопротивления случившемуся. Лишь после я смог осознать, что просто произошло приятие этого несчастного случая. К моему собственному изумлению, это приятие было безусловным, во мне не было ни страха, ни желания избежать всего этого. Результатом этого необычного приятия было отсутствие боли. Ничто не казалось мне неприятным, ничего не болело. Мой сломанный нос заложили ватными тампонами, и в последующие дни, когда их вынимали, я также не чувствовал боль.

Лишь какое-то время спустя мой ум смог понять, что он никакого участия во всем этом не принимал. Такое незапланированное и безусловное приятие нетипично для человека моего темперамента, и все же оно стало постоянным спутником моей жизни.

С исчезновением страха перед публичными выступлениями исчезли и все другие страхи. Что, как я подозреваю, было результатом углубления понимания и постоянной работы молотком со стороны Рамеша.

Понимание работает молча и вначале незаметно