Сожженные мосты. Часть 3. Исток зла - [78]

— Я не следователь — было видно, что он растерян и не готов к настоящему суду.

— И тем не менее, ответьте, Ефим Павлович — сказал генерал-губернатор — вы же поддерживаете обвинение, ответьте суду.

Ефим Павлович забрал у меня папку, долго рылся в ней. Остальные переводили взгляд с меня на него, с явным интересом.

— Обвиняемые же признались… — наконец просто сказал он.

Понятно, первое правило святой инквизиции. Признание — царица доказательств, если есть признание — больше ничего не нужно.

— Вы считаете, что этого достаточно, сударь? — саркастически заметил я — вы и в самом деле считаете, что этого — достаточно? Вас не беспокоит тот факт, что есть возможность того, что настоящие террористы остались на свободе, и вновь готовят террористический акт?

— Господин…

Генерал-губернатор поднял руку, прерывая обвинителя.

— Господа. Суд не может вести предварительное следствие, суд может лишь рассмотреть доказательства, им собранные и дать заключение по ним, то есть вынести приговор. Виновен — или не виновен. Если один из заседателей чрезвычайного суда ставит под сомнение признание, полученное от обвиняемых — думаю, суду не остается ничего иного, как выслушать самих подсудимых, предложив ими подтвердить или опровергнуть данные ими в ходе предварительного следствия признательные заключения. И если подсудимые перед лицом суда повторят признания в том, что именно они совершили это гнусное злодеяние — суд примет это заявление и все правовые споры относительно допустимости признания будут прекращены. Итак, господа: суд желает выслушать самих подсудимых. Да… извольте убрать кляпы. Здесь все-таки суд.

Кляпы убрали. Кринский умудрился плюнуть в казака, который это сделал. Руфь закашлялась, Кринский с ненавистью смотрел на нас.

— Господин обвинитель, прошу задавать вопросы.

Я не верил своим глазам. То что происходило — не укладывалось в мои расчеты, по моим расчетам подсудимым нельзя было давать говорить потому что они враз бы опровергли обвинения. Ну, не враз — но посеяли бы сомнения в объективности, сказали бы о том, что дали признания под пыткой или что-то в этом роде.

В чем смысл этого безумия? Может смысл в том и есть, чтобы показать, как высшие чины государства (я не про себя, про генерал-губернатора) лично расстреливают невиновных людей?

— Спасибо, ваша честь — Бойко выглядел ни смущенным, ни раздосадованным, ни выбитым из колеи — итак, обвиняемый Зеев Кринский, подтверждаете ли вы то, что шестого июля двух тысяч второго года от Рождества Христова вы, а также и другие члены жидовской антиправительственной террористической группировки Хагана припарковали автомобиль «Фиат-АМО» грузоподъемностью шесть тонн на стоянке, расположенной в трехстах метрах от отеля Гарун Аль-Рашид, зная что в кузове этой машины находится взрывное устройство, и желая убить взрывом как можно больше невинных людей в отеле и на улице.

— Да пошел ты!

Стоявший за обвиняемым казак сильно пнул Кринского в спину, с размаха.

— Прошу вас ответить на заданный вопрос, Кринский!

— Да! — не сказал, а выплюнул Кринский — да мы это сделали!

— Какую цель вы этим преследовали, Кринский?

— Чтобы как можно больше гоев перебили друг друга! Мы хотели, чтобы вы подумали на арабских свиней, поэтому то и купили машину у арабского угонщика! Пока Святая Земля и Святой город Иерусалим не будет принадлежать нам…

Кринский начал подниматься с земли.

— Достаточно!

Несколько человек набросились на него, начали пинать. Потом снова заткнули рты обвиняемых кляпами, не дав сказать больше ни слова ни Кринскому ни Руфи.

— Я бы хотел задать вопрос второй подсудимой — сказал я.

— А смысл, господин Воронцов? — добродушно сказал генерал-губернатор — эта жидовка скажет то же самое что и ее дружок. Какой смысл слушать два раза эту поганую песню про Иерусалим, от которой меня, признаюсь, посетила мигрень…

Во время обучения в Санкт-Петербурге в морском корпусе с нами работали психологи. Военно-морской спецназ готовили к организации повстанческих движений в глубоком тылу противника, к распространению дезинформации к подрыву тыла самыми различными средствами. Возьмем оборонный завод. Настоящее, очень хорошо охраняемое, с хорошим силовым и контрразведывательным прикрытием предприятие. Если стоит задача вывести предприятие из строя — то действовать можно разными методами. Можно навести на цель ракеты, надеясь, что они пробьют ПВО. Можно попытаться проникнуть на охраняемую территорию и устроить там диверсию — хорошо, если получится, но надо иметь в виду, что контрразведка тоже не дремлет. А можно — создать группу сопротивления, внедрить на завод саботажников: какой смысл, например, в управляемой ракете, если на ней после старта откажет система наведения, и все из-за того что один рабочий протер плату не спиртом а ацетоном? Или того хлеще — а что будет, если работники предприятия под влиянием пропаганды выйдут на забастовку или побегут в панике, уверенные в том что сейчас по городу нанесут ракетный удар?

Будет то же самое. Работа дезорганизована, предприятие выведено из строя — и неважно какими методами.

Вот этому то и учили нас психологи. Подстраиваться в разговоре под собеседника. Находить нужные аргументы. Превращать сборище недовольных в толпу, а толпу — в сметающий все на своем пути таран. Не в последнюю очередь — уметь определять, врет твой собеседник или нет. Если ты действуешь за линией фронта — это умение спасет тебе жизнь.