Сожженные мосты. Часть 3. Исток зла - [67]

Причем с этой позиции можно было достать машину не столько в крайнем ряду — но и в любом из двух других, поскольку она господствует над местностью. Интересно, они специально охотились за есаулом или просо хотели вбить любого казака? Да кой черт любого — стали бы они стрелять по машине, в которой был всего один казак? За ним охотились, за есаулом. А заодно и сотника Велехова с группой решили прибрать, миной.

Кристич? Раньше сотник думал на нее — но теперь кое-что не вписывалось. Если бы он сел в машину — она бы тоже села, она шла вместе с ними и вместе с ними собиралась ехать в расположение. Вместе бы и взлетели на воздух.

Но ведь именно Кристич предложила заехать и выпить кофе, ведь так?

— Заедем?

— Добре…

Или ей просто решили пожертвовать — как пешкой в игре, разменяв ее на казаков?

Ничего не придумав, сотник пошел вниз.

— Мою группу чуть на воздух не подняли, слыхал?

— Слышал уже… — кивнул Чернов — по связи передавали.

— А теперь еще и это. Совпадений много.

— Каких?

— Не соображаешь? Кто мог знать, где мы будем, чтобы подложить взрывчатку в машину? Кто мог знать куда и когда поедет Дыбенко? Кто убил Вацлава-контрабандиста в расположении? Это мог сделать только кто-то из своих.

— Город-один сообщите свое местоположение и статус, прием!

— Я Город-один, двигаюсь по направлению к базе, примерно в десяти километрах на север по дороге. Расчетное время прибытия тридцать минут, помощь не требуется.

— Да брось.

— Да не брошу. Много слишком совпадений, господин подъесаул. Среди нас — предатель.

Ночь на 22 июня 2002 года Российская Империя, Одесса Набережная

Какой все-таки удивительный город — Одесса. Еще утром… уже предыдущего дня я сел за руль, махнул через всю Персию, потом черт толкнул в перестрелку ввязаться, потом обратно, потом еще — самолет. И вот теперь — ночная набережная Одессы, Приморский бульвар, гудящая совсем как днем — и совершенно не чувствуешь никакой усталости. Просто удивительный город.

Естественно, на набережной мы были инкогнито — нечего афишировать. Просто два господина, один в военной форме, другой в гражданском — надевая свой старый, не надеванный уже несколько лет костюм, местного кстати пошива, хотя и из венского, едва ли не лучшего в мире шерстяного материала я обнаружил, что мне он более чем впору, даже слишком. Это радует, некоторые старшие офицеры с каждой новой ступенью табели о рангах заказывают себе новую форму — исключительно потому, что старая — уже не налезает.

Поет фонтан, шумит Одесса…

Как хорошо-то… Мало городов, где бывает так хорошо, где не нужно иметь глаза на затылке, где не нужно подозревать ближнего своего в подлости и двоемыслии, где не стоит ждать выстрелов из-за угла. Да, я сам выбрал свой путь, и этот путь страшнее любого кошмара — но все равно, хочется хоть иногда просто пройтись по набережной, посмотреть на искрящиеся веселым разноцветьем фонтаны, на шумящую в саду генерал-губернатора публику. На молодых дам, в конце концов — благо они здесь, как и в любом портовом городе из-за многолетнего смешения самых разных кровей — самые лучшие, уж кому как не юнкерам и гардемаринам Его Величества, почти каждое лето до совершеннолетия проводившим в этом городе — это не знать…

— Помнишь, как мы тогда молдаванским наваляли… — спросил как-то невпопад я, просто в голову пришло.

— Вообще то, нам сматываться пришлось — ответил Николай, раскланиваясь с кем-то.

— Так-то от городовых, а не от этих.

— А потом твой дед моему papa нафискалил, и мне пришлось до конца лета из дома ни ногой, и учить французский к тому же.

— А все равно правильно тогда поступили.

— Да, правильно…

Может быть, неправедно то, что мы творим? Может быть — ну их, оставить всех в покое. Может — когда наследник Престола без охраны (а ее у нас не было) прогуливается по набережной Одессы — это и есть нормально?

Нормально то нормально. Вот только не стоит забывать некоторых истин. Одна из них гласит: если ты не пойдешь на войну — война пойдет на тебя. Не мы начинали. И заканчивать — тоже не нам!

— Papa прочитал твои донесения… — сказал Николай, и снова прервался на то, чтобы раскланяться с двумя каким-то уж очень симпатичными дамами.

— Знаешь их?

— Нет. Но не прочь был бы узнать поближе… — отшутился Николай.

— Ты теперь солидный господин, обремененный семьей…

— И скоро в семье будет пополнение… — Николай осекся — извини.

— Да ничего…

Ни я не задал вопроса, ни Николай не попытался что-либо сказать. Для нас обоих эта тема — как мина на неизвлекаемости в земле. Лучше поставить флажок, и обойти стороной, как можно дальше.

— Поздравляю! Когда?! Что раньше не говорил?!

— Мария скрывала. Просила и меня. Представляешь — она до сих пор сама водит машину, и записывает телепередачи.

— Запрети ей это. Ты же глава семьи.

— Командовать одной дамой сложнее, чем целым батальоном разведки.

Проблемы, значит — у нас схожие.

— Пошли, по этому поводу съедим по мороженому.

— Пошли.

Мороженщик здесь продавали эскимо на старый лад — с больших двухколесных тележек. Одна из них, к которой мы подошли, стояла прямо под фонарем, мороженщица привычно приняла у нас деньги, достала из пышущего холодом ящика два больших, старомодных эскимо на палочке, даже без обертки…