Сожженные девочки - [6]

– Я не… лично… жаль.

– Кто знает?

– Мало кто… церковный староста… нашел его… приходской совет.

Что, вероятно, означает практически всех жителей деревни. Деркин продолжает говорить. Я еще дальше высовываюсь из окна спальни, расположенной на втором этаже, – единственного места, где можно поймать мало-мальски стабильный сигнал, – и добиваюсь появления волшебной третьей палочки.

– Преподобный Флетчер… проблемы ментального здоровья. К счастью, прежде, чем это произошло, он согласился покинуть пост, поэтому официально уже не был приходским священником…

Итак, другими словами, это не проблема церкви. Отсутствие у Деркина эмпатии граничит с патологией. Мне часто приходит в голову, что он скорее был бы на своем месте в политике, а не в церкви, хотя, если задуматься, разница, вероятно, не так уж велика.

– Мне следовало все знать. Это влияет на то, как надо вести дела здесь. Это влияет на восприятие людьми церкви и викария.

– Конечно. Мне очень жаль. Это упущение.

А вот это ложь. Он просто не захотел предоставлять мне еще одну причину не ехать сюда.

– Джек, это все?

– Вообще-то, не совсем.

По идее это не должно иметь значения. Если смерть – это просто освобождение и переход на более высокий уровень, меня не должны волновать ее обстоятельства. Но они меня волнуют.

– Как это произошло?

Пауза, достаточно длинная, чтобы я поняла (давно зная Деркина), что он колеблется – сказать правду или солгать. Затем епископ вздыхает.

– Он повесился в часовне.

Фло стоит на коленях в гостиной, вынимая вещи из коробок. К счастью, их немного. Когда наконец прибыл грузовой фургон, двум покрытым татуировками парням понадобилось не более двадцати минут, чтобы разгрузить наши земные сокровища. Негусто, учитывая, что полпути уже пройдено.

Я плюхаюсь на потертый диван, который едва втиснулся в крошечную гостиную. В этом домике все крошечное, низкое и шаткое. Ни одно из окон не открывается, как положено, отчего внутри невыносимо жарко, а чтобы пройти в дверь, соединяющую кухню с гостиной, мне приходится пригибаться (хотя рослой меня не назовешь).

Ванная выкрашена в оливково-зеленый цвет и испещрена крапинками плесени. Душа нет. Отопление обеспечивается масляным бойлером и древнего вида дровяной печью, безопасность которой, вероятно, необходимо проверить, чтобы зимой мы не угорели.

Позитивным моментом является то, что домик предоставляется нам бесплатно и мы можем устраиваться в нем, как дома. Но не сейчас. Позже. Сейчас я хочу поесть, немного посмотреть телевизор и лечь спать.

Фло поднимает голову.

– Надеюсь, сегодняшние события не мешают тебе осознавать, что это настоящая дыра.

– Нет, но сегодня я слишком устала и проголодалась, чтобы сокрушаться по этому поводу. Мне кажется, заказать еду в этих краях негде.

– Вообще-то в соседнем городке есть «Домино». Я нагуглила его по пути сюда.

– Аллилуйя. Цивилизация. Посмотрим, что нам покажет «Нетфликс»?

– Не думаю, что он здесь подключен.

Проклятье.

– Значит, остается обычное телевидение?

– Тебе не повезло.

– Что? Почему?

Она встает с пола и садится на диван рядом со мной, одной рукой обнимая меня за плечи.

– Что не так с этой картинкой, Майкл?

Цитата из «Пропащих ребят» заставляет меня улыбнуться. Мои усилия по окультуриванию дочери не пропали зря.

– Тут нет наружной антенны. Ты знаешь, что это означает, когда на доме нет наружной антенны?

– О боже! – Я запрокидываю голову назад. – Это серьезно?

– Ага…

– Куда нас занесло?

– Надеюсь, что не в мировую столицу убийц.

– Вампиры мне по зубам. Что у меня есть, так это кресты.

– И загадочная коробка.

Коробка. Я была так взбешена тем, что Деркин не посвятил меня в обстоятельства смерти преподобного Флетчера, что почти забыла, с чего начался этот скандал. Я оглядываюсь.

– Не помню, где я ее оставила.

– На кухне.

Фло вскакивает и возвращается с коробкой, водружая ее на диван рядом со мной. Я недоверчиво ее разглядываю.

Преподобной Джек Брукс.

– Приступим?

Фло протягивает мне ножницы.

Я беру их и разрезаю пленку, которой обернута коробка. Внутри находится что-то, завернутое в бумагу. Сверху лежит маленькая карточка. Я вынимаю ее.

Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не узнали бы. Посему, что вы сказали в темноте, то услышится во свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях.

От Луки 12: 2–3.

Я бросаю взгляд на Фло, которая поднимает брови.

– Немного мелодраматично.

Я кладу карточку на диван и разворачиваю оберточную бумагу. Нашим взглядам предстает потертый кожаный портфель.

Я смотрю на него, ощущая, как мои руки покрываются гусиной кожей.

– Так ты будешь его открывать? – спрашивает Фло.

К сожалению, мне не удается найти уважительную причину, чтобы не делать этого. Я вынимаю портфель и кладу его на диван. Внутри что-то звякает. Я расстегиваю замки.

Нет ничего сокровенного, что не открылось бы.

На красной шелковой подкладке лежит содержимое, пристегнутое ремешками. Библия в кожаном переплете, тяжелый крест с распятым Иисусом, святая вода, полосы муслиновой ткани, скальпель и большой зазубренный нож.

– Что это? – спрашивает Фло.

Я пытаюсь сглотнуть подступившую к горлу тошноту.