Созерцатель скал - [57]

– Мы приехали туда через две недели, – говорил глухой голос Созерцателя скал.

Больше Булыгин не мог терпеть, вскочил и вошел в комнату. Созерцатель скал молча поднялся. Он так похудел и осунулся, что чувствовалось, какое горе моряк пережил.

Бьется о камни волна Байкала. Безжизненные скалы и утесы. Белые чайки с резкими криками плачут над прибоем. Дерутся, рвут рыбу.

Как безжизнен и пуст Байкал, могила Аллы!

Бьется неумолчно седая волна песней тоски и отчаяния.

Нет Аллы! Эта необыкновенная девушка, выросшая на грозном, мрачном море, нашла в нем страшную могилу.

Плачут чайки на Ушканьих островах.

Байкал плещет напевной волной. С отчаянием смотрит профессор в седые гребни. Тысячи белогривых коней мчатся на остров. Взлетают вверх. Лижут скалы.

Песню тоски и отчаяния поет ему море.

Белые чайки с яростью, как гарпии, рвут друг у друга живую рыбу и плачут над прибоем.

Как на скамеечку у могилы, садится профессор на скалу у моря.

Как безжизнен и пуст мир!

Неожиданно кто-то положил руку ему на плечо. Профессор обернулся. Это был Созерцатель скал.

Булыгин молча подвинулся, давая ему место рядом.

– Мне хотелось бы утешить вас, – тихо сказал моряк через минуту.

Профессор растерянным взглядом посмотрел на него.

– Вы не знаете, как дорога была она для меня! – прошептал он.

Созерцатель скал горько улыбнулся.

– Мое горе больше вашего.

Булыгин с удивлением взглянул на моряка.

– Я хочу серьезно поговорить с вами. За время путешествия я привязался к вам. Я чувствую, что могу вам довериться... Вы видите перед собой несчастного отца Аллы, – тихо произнес Созерцатель скал.

– Вы?! – профессор схватил его за руку.

– Да, дорогой. Настоящее имя Аллы... Эмма Краузе.

Профессор вскочил на ноги.

– Я – лейтенант Артур Краузе, – ответил на его безмолвный вопрос Созерцатель скал и тоже поднялся.

Настало молчание.

Целый поток мыслей и вопросов проносилось в голове профессора.

– Я – лейтенант Краузе, – продолжал Созерцатель скал. – Но, сознаюсь, имя, данное тунгусами, мне дороже. Оно не запятнано. Лейтенант Краузе – это имя отвратительного преступника. Гибель дочери и жены – кара за его злодеяния.

– Вы? Вы – преступник? Я отказываюсь верить! – пробормотал потрясенный Булыгин.

– Я не из тех преступников, которых садят в тюрьмы. Я преступник того типа, которым подают руку в нашем цивилизованном буржуазном обществе. Но я не могу обманывать себя. Выслушайте меня. Сегодня мы расстанемся, вероятно, навсегда.

Он в изнеможении опустился на утес. Только через несколько минут, и с большим волнением, он смог заговорить.

– Мне тяжело рассказывать, но надо, чтобы вы знали. Мое преступление – часть общего. Я говорю об этой проклятой войне. С начала военных действий я был назначен на подводную лодку, которая несла сторожевую службу. Вероятно, я благополучно провел бы всю кампанию и остался бравым офицером, каким начал войну, если бы не случилось одно событие, которое остро показало весь ужас бойни, того, что мы делали.

Было это в последние годы войны. Однажды капитан экстренно призвал нас, офицеров, и показал на приближающееся судно. Я никогда не забуду этой картины. На волнах величественно качался гигант-пароход; таких судов насчитывалось три-четыре на всем земном шаре. Несколько этажей его светились огнями. В бинокль на носу можно было прочесть надпись громадными золочеными буквами «Равенство». Издали с него доносилась музыка. Один из офицеров раскрыл справочник судов, плавающих в океане, и отыскал «Равенство».

Сведения о нем вполне соответствовали впечатлению. Судно было спущено на воду года четыре назад. Водоизмещением свыше тридцати тысяч тонн. Ход – несколько десятков узлов. Снабжено турбинными двигателями. Оно считалось лучшим судном в мире, имело все технические усовершенствования. Пассажиров вмещало около трех тысяч, то есть население небольшого города. На нем было радио, оркестр, своя типография, выпускающая ежедневную газету. Особого устройства водонепроницаемые переборки делали путешествие на нем совершенно безопасным. Это было чудо современной пароходной техники.

Наш капитан усмехнулся.

– Через полчаса оно будет на дне океана.

Мы попятились.

– У меня есть приказ топить все суда воюющих с нами держав.

– Пассажирские?

– Все. Мы уничтожаем средства сообщения врагов и их торговлю.

– А люди? Ведь там около трех тысяч.

Капитан пожал плечами.

– Мы не можем поместить их в нашу лодку.

– Там дети!

– Через полчаса «Равенство» со всеми пассажирами будет на дне, – холодно повторил он. – Таков приказ. Приготовьтесь!

Утопить три тысячи человек, из которых большинство женщин и детей! Не преступников, не воюющих с нами – это было чудовищно, безумно.

Но мы знали капитана. Это была машина без чувства и мысли, выполнявшая приказание так же равнодушно, как минный аппарат выбрасывает снаряд.

Мы знали, что возражать бесполезно. Содрогаясь, мы разошлись по своим местам. Лодка направилась к ничего не подозревающему судну. Вы знаете железную дисциплину нашего флота: мы, офицеры, покорно управляли действиями нашей плавучей гильотины. Пользуясь ночной темнотой, – я не знаю, зачем, – мы подошли близко к пароходу, точно хотели удостовериться, не ошибаемся ли мы в своей жертве. Так близко, что до нас доносились голоса с парохода.