Созданы друг для друга - [86]

– О, люблю «Битлз»! – говорит Марк и утыкается лбом в витрину.

Мое сердце подпрыгивает, и я начинаю светиться от улыбки. Господи, спасибо, что Марк любит «Битлз» То есть естественно, что он их любит! Мы же СДД.

– Какая твоя любимая песня? – спрашиваю я, надеясь услышать в ответ «I’ve Just Seen a Face» или «Here, There and Everywhere». Было бы просто идеально!

Марк на мгновение задумывается и говорит:

– «Imagine». – Он улыбается, и я вижу тот самый третий от центра неидеальный зуб. – Очень крутая песня.

Я закусываю губу. Совсем не хочу сейчас поправлять Марка, но просто не могу иначе.

– Э-э… ну это ведь не их песня… – говорю я, стараясь изо всех сил не выглядеть скучной всезнайкой.

– В каком смысле? – озадачен Марк.

– Это песня Джона Леннона, – объясняю я мягко, надеясь, что Марк сразу поймет, о чем речь. Но по выражению его лица видно, что для Марка это совершенно новая информация. – Ну, после распада группы…

– А, ну да. Ха, – отвечает Марк, но впечатление такое, будто он по-прежнему не понимает, о чем говорит. – Что ж, без разницы. Он все равно из битлов, да?

Я заставляю себя ничего не говорить про то, что разница все-таки есть. Одно дело – дотошно поправлять Джейсона, который абсолютно уверен в том, что я самая большая зануда на Земле. Но с Марком все иначе. Он, кажется, совсем другого обо мне мнения, и занудствовать сейчас – значит показать себя с новой стороны.

Ну и потом, это не такая уж и фатальная ошибка. Во всяком случае, он хотя бы в курсе, что песню исполняет Джон Леннон. А Джон Леннон действительно из битлов. Так что Марк почти и не ошибся. Кроме того, «Imagine» на самом деле отличная песня, хоть и немного заезженная, но все равно отличная.

Я набираю полную грудь воздуха и, переступив через себя, выдавливаю самое легкое и беззаботное «ага», на какое только способна. Мы проходим квартал, и впереди показывается Темза. Я схожу с тротуара на пешеходный переход, глубокого вдыхаю туманный лондонский воздух, и улыбка снова возвращается на мое лицо.

– Джулия!

Резкий голос Марка вырывает меня из грез. Раздается громкий автомобильный гудок, и в сантиметре от меня проносится такси. Марк хватает меня за руку и затаскивает обратно на тротуар.

– Это было близко, – говорит Марк, когда мы оказываемся в безопасности. – Ты в порядке? Я его вообще не видел.

– Да, все нормально, – отвечаю я и смотрю вниз на пальцы Марка, которые все еще переплетены с моими.

Он не отпускает меня. Я поднимаю глаза и вижу, что Марк тоже смотрит на наши руки. Я крепко сжимаю губы, чтобы не завопить восторженно на всю улицу «Вуху-у-у!». Наверное, надо что-то сказать, это было бы очень уместно, но мой мозг не в состоянии составить в предложение хотя бы три подходящих слова.

Я снова перевожу взгляд на лицо Марка. Никогда раньше не замечала, что в его глазах есть карамельные всплески. Как лепестки цветка, они окружают зрачок. Притяжение между нами так сильно, а мои гормоны бушуют так отчаянно, что мне приходится на несколько мгновений сосредоточиться на дыхании, иначе я набросилась бы на Марка прямо посреди улицы и повалила бы его на землю, чтобы страстно целовать до самого выпускного. Марк улыбается мне, и мозг напоминает мне, что это не фантазия, а реальность. Реальная жизнь. Моя жизнь. И теперь Марк заметил, что я пялюсь на него в упор.

– Ты первый раз в Лондоне? – Он ловко разбивает напряжение.

– Ага, – отвечаю я рассеянно.

– Круто тут, да?

– О, это слабо сказано. Я слушаю истории про Лондон с тех пор, как научилась понимать человеческую речь. Мои родители провели тут медовый месяц, и им очень понравилось.

– Круто, – говорит Марк и вдруг добавляет: – Я помню твоего отца. Он ведь умер, да?

У меня внутри при мысли об отце всегда все завязывается в узел. И сейчас происходит то же самое, только на этот раз он начинает разрастаться не медленно, как обычно, а мгновенно. И вот спустя секунду я уже чувствую себя так, словно проглотила целиком огромную картошку.

– Э-э… да. Мне было семь.

– Тяжело, – говорит Марк, качая головой. – Мне жаль.

– Ага. – Я вздыхаю, носок моей кроссовки цепляется за тротуар, и я, клюнув носом, ныряю вперед. Марк хватает меня за локоть и помогает восстановить равновесие.

– Спасибо, – бормочу я, чувствуя себя ужасно неловко – отчасти оттого, что чуть не упала, отчасти оттого, что его странная, неожиданная фраза выбила у меня землю из-под ног и в прямом, и в переносном смысле.

– Нет проблем, – улыбается Марк. – Я всегда подставлю плечо.

Мы идем вдоль набережной Темзы и рассматриваем лодки, разрезающие речную гладь в весенней прохладе. Мы просто бредем не разговаривая. Как будто Марк сбросил атомную бомбу на наш диалог, когда спросил про моего папу. Думаю, Марк и сам это заметил. Тишина между нами уже начинает давить.

Впереди показывается Биг-Бен.

– А ты знал, что немцы бомбили Лондон как ненормальные во время «Блица» и две из четырех сторон Биг-Бена были серьезно повреждены, – пересказываю я путеводитель, – но часы все равно не вышли из строя, всегда показывали правильное время и даже звонили?

– «Блиц»?

– Ну, «Лондонский блиц». – Быстрого взгляда на лицо Марка достаточно, чтобы понять, что он совершенно потерян. – Вторая мировая война?