Союз сердец - [45]

Вынырнула она из забытья, еще не совсем очнувшись, когда больничную палату заливал яркий дневной свет. Кроме нее, в палате никого не было, в персональной палате с единственной кроватью. Но дверь оказалась открытой. Иви начала различать в коридоре голос Георгоса и еще чей-то.

— С ней все будет в порядке? Вы в этом уверены, доктор?

— Конечно. Все жизненные показатели очень хорошие, она спокойно отдыхает. Не волнуйтесь. С ребенком тоже все хорошо.

— За ребенка я не особенно волновался. Ребенка всегда можно завести другого. Но другой Иви не будет. Господи… не знаю, что я сделаю, если с ней что-нибудь случится.

Голос его при этих удивительных словах задрожал и прервался. Словно он удерживал слезы. Волнение сжало ее сердце. Она не ошиблась этой ночью. Он действительно ее любит. Любит…

Она заплакала в тот момент, когда в палату вошел Георгос. Увидев, что она проснулась и вся в слезах, он заторопился к ней. Небритый, с тревожными морщинками вокруг рта и глаз, осунувшееся лицо обеспокоено.

— Что с тобой? Все еще болит? Хочешь, позову врача? Он только что шел по коридору.

Я могу, его…

Она яростно замотала головой из стороны в сторону, не доверяя пока своему голосу. Георгос смотрел на нее с искренним участием и заботой, и она удивлялась, как это до сих пор не замечала, что он ее любит.

— Почему же ты плачешь? — не унимался он.

— Ты… ты меня любишь, — едва выговорила она и увидела, как он вздрогнул.

— Нет, я…

— Да, — хрипло настаивала она. — Не лги.

Он поднял руки, стараясь пригладить растрепавшиеся волосы и откидывая их со лба, взгляд у него был встревоженный. Резко отвернувшись, он подошел к окну и несколько мгновений смотрел в него, прежде чем повернуться к ней снова.

— Ну хорошо, — признался он почти с отчаянием. — Хорошо, я тебя люблю. Я любил тебя с самого начала, с первого же мгновения, как только увидел в объятиях моего брата, — такую нежную, ласковую и заботливую. И в то же время такую красивую, чувственную, земную. Увидел и понял, что мои прежние чувства к Анне всего лишь жалкая пародия, ничтожная, отвратительная пародия.

Его смех прозвучал одновременно и горько и иронично.

— Она-то, разумеется, это знала. Я-то, идиот несчастный, думал, что плотское влечение и есть любовь. Меня извиняет только то, что, будучи хорошей актрисой, она наобещала мне кучу всякой всячины, почему я и решил, что у нас с ней — настоящее. Я начал подозревать правду, узнав, что она меня обманывала, но когда, встретив тебя, я увидел, что такое настоящая любовь, то окончательно понял всю неприглядную суть таких женщин, как Анна. Мне даже думать противно, что я дотрагивался до нее.

— Я… я в самом деле считала, что ты ее любишь, — недоверчиво сказала Иви. — Когда ты заявил, что больше никогда не женишься, я решила, что сердце твое из-за нее разбито.

— Я сказал, что больше никогда не женюсь по одной-единственной причине — потому что я влюбился в тебя. Господи, да знаешь ли ты, каково было обещать Леонидасу жениться на тебе? Это была моя самая заветная мечта и мой самый жуткий кошмар. Я пытался себя уговорить, что это будет благородной жертвой с моей стороны, что все одобрительно похлопают меня по спине за такую любовь к брату, а сам в кромешном аду, где и место таким жестоким негодяям, как я, вынашивал планы украсть если не твое сердце, так твое тело.

— Но ты ничего не крал! — запротестовала Иви. — И ты не жестокий негодяй! Ты добрый, порядочный, очень хороший человек. Ты сделал все, что мог, чтобы избежать дурных поступков. В конце концов, я ведь сама тебе себя предложила, помнишь? Это я сделала все так, что тебе просто невозможно было устоять перед искушением.

— Ты в этом преуспела, радость моя. И я ужасно тебе благодарен за эти великодушные слова. Да я скорей бы язык себе откусил, чем позволил уйти от тебя в тот вечер, когда увидел, как Янис тебя лапает. И ведь нам было хорошо, разве нет? Тебе ведь понравилось в моей постели? А теперь у нас с тобой ребенок. Так разве важно, что я тебя люблю? Разве это так огорчительно теперь? Господи…

Он покачал головой в сильнейшем душевном смятении.

— Сколько же мне еще нести тяжесть этой вины? Ты мне довольно часто говорила, что Леонидас не возражал бы, что мы вместе, не возражал бы, что у тебя ребенок от меня, и я изо всех сил старался тебе поверить, даже в глубине души считая это невозможным.

Он еще раз глубоко вздохнул. Услышанное повергло ее в шок.

— Единственно, чем я мог оправдать свою кражу у него, это уверить себя, что я завоевал не принадлежавшую ему часть — твою чувственность. Я думал, если буду сводить наши отношения к сугубо физическим, если оставлю в покое твое сердце, если у нас будет родство только тел, а не душ, то с этой виной я сумею жить. Но теперь я вижу, что сам себя обманывал, — продолжал он, усмехнувшись. — Мое первоначальное желание — оставить твою любовь брату — оказалось чистой ложью. Я не хотел, чтобы ты меня полюбила, но всей душой желал этого куда больше, чем твоего тела. Я знаю, Иви, ты никогда не полюбишь меня так, как Леонидаса. Но если я тебя люблю! Разве это так уж важно, черт возьми?

— Ты прав, Георгос, — произнесла она натянутым голосом. — Я никогда не буду любить тебя так, как любила Леонидаса.