Совсем другое небо - [27]

— Я тебя совсем не понимаю…

— Я знаю, только как мне вам это объяснить?..

— Неужели я такая глупая?

— Нет, мама. Но это все совсем не так, как вы думаете. Лацо — партизан. Тот поезд с вооружением, взлетевший на воздух на прошлой неделе, — это его работа. Оружие до немцев не дошло. А поэтому… никто не должен знать, что случилось. Похороним его тихо, затемно, если поможет Пиханич.

— А Йолана?

— Я уже с ней говорила.

— Да?

— За нее нечего бояться.

— За меня тоже. Я не партизанка, но у меня есть голова и глаза…

С постели донесся стон. Старуха Марцинова подбежала к раненому.

— Ну что, милый? Как дела?.. — приговаривала она и положила другую мокрую тряпку ему на лоб. Все его опухшее лицо горело, только щелочки глаз стали больше.

Они в упор смотрели на старуху и, казалось, что-то говорили, жаловались. — Давай, давай, говори. Ты дома. Никто тебе не мешает. Не знаю, понимаешь ли ты меня. Говори, говори, только тихо. А я буду молиться, чтобы в дом не вошли немцы. Тебя надо куда-нибудь спрятать. За всех я в деревне ручаюсь, но за Бугая — никогда. Понимаешь меня? До сих пор я чувствую запах дыма от сгоревшей сторожки Гомбара.

Она поглаживала его по лбу. Он шире приоткрыл глаза, но на большее у него не хватило сил.

* * *

Уже неделю Гомбар лежал в земле. Пиханич хорошо помог. Он посоветовал Катарине не ходить к священнику. Обойдутся без него: чем меньше людей, тем лучше. И обиделся, когда она хотела ему заплатить. На кладбище она окончательно поняла, что стала вдовой и теперь будет нуждаться в милосердии, как хромой в костылях. Она с трудом осознавала это. До нее никак не могло дойти, что завтра с рассветом она не понесет корзину с хлебом и не услышит: «Подожди, Катарина! Скоро придет! Скоро!» и «Спасибо тебе, спасибо!» Она не могла поверить, что Лацо больше не придет, не снимет свою шляпу и не надвинет ее со смехом ей на голову, вместо того чтобы повесить на вешалку…

Катарина стояла у кровати и давала раненому лекарство, которое Саболчик принес из самых Михаловцев. Она давала лекарство терпеливо и осторожно, чтобы ни одна капля не пропала. Старая Марцинова, подойдя к дочери, сказала:

— Твоя тень больше, чем ты сама. Что у тебя с волосами? К чему это приведет?..

— Но, мама…

— Знаю, знаю, — понизила голос старуха и пошла стирать бинты. Через некоторое время она продолжила: — У тебя Йоланка. Не забывай об этом.

— Я ничего не забываю. А как же он? У него ведь никого нет! — возразила Катарина.

Она снова села к постели и задумалась: «Как же его зовут? Мне бы сразу стало легче, если бы я узнала его имя. Он бы слышал, как его кто-то зовет. Может, это и помогло бы, так как он почувствовал бы себя как дома. Ведь слово, как бальзам, может творить чудеса…»

К вечеру он заговорил по-русски. Медленно, отрывисто, но это были ясные слова, не бред.

— Ма-ма-ша… Моя ма-ма…

Катарина быстро нагнулась над пареньком, и из глаз ее наконец-то полились слезы. Она не могла их остановить, просто не могла, будто открылись колодцы, полные воды…

— Большое спа-си-бо.

Он сказал это очень тихо, но она все поняла. Катарина Гомбарова вдруг почувствовала, что может задохнуться.

— Ты… в моем… сердце, ма-маша. Понимаешь?

— Лежи спокойно, паренек, спокойно. Не двигайся. Все будет хорошо. Но для этого потребуется время, много времени. Понимаешь? И полетишь ты тогда, как сокол. Только сейчас не разговаривай.

Щелки глаз послушно прикрылись. Катарина держала руку паренька, боясь пошевелиться, так как ей казалось, что он уснул. В наступившей тишине Катарину начало клонить ко сну: ведь она не спала столько ночей. Забывшись, она увидела себя в сторожке. В кухне тикали часы с кукушкой. Они отстукивали бесконечность времени, этот длинный путь без начала и конца. Йоланка спала, а она дежурила у ее кроватки. Йоланка заболела первой детской болезнью, а она кипятила чай, прикладывала компрессы, шептала ласковые слова, которых никто до нее не произносил, но она верила, что это поможет.

Пришел Лацо. Он принес из леса галку и пустил ее на пол. Галка сразу почувствовала себя как дома и зашагала по кухне, как опытная хозяйка, которая хорошо знает, что ищет и что делает. На столе она нашла трубку Гомбара, взяла ее в клюв и стала поворачиваться с нею во все стороны. Потом птица обнаружила табак и начала им лакомиться. Йоланка села на постели и засмеялась. Ей сразу стало легче. Галка между тем, как клоун, откалывала номер за номером, и Гомбар, Катарина и Йоланка забыли, что в доме злая болезнь. Как давно это было? Десять лет назад? Или больше? Катарина никогда не считала годы. Она разделила свою жизнь, как хлеб, и раздала его повсюду, где он был нужен.

Как хлеб…

Около полуночи Катарину и всю деревню разбудил гул моторов. По шоссе по направлению к долине шла колонна машин. Она остановилась недалеко от деревни. Снаружи в дверь застучали чьи-то кулаки. Катарина так резко вскочила на ноги, что чуть было не упала.

— Это сосед Паловчик, — сказала Марцинова уверенным тоном.

Они открыли. Сосед был только в нижнем белье, весь дрожал и стучал зубами.

— Катарина! — проговорил он. — Немцы идут. Их очень много. Если они зайдут в деревню, то придут и к вам. Надо показать свидетельство о смерти… показать бумагу, а иначе они подожгут дома… Все… сгорим… погибнем…