Современный шведский детектив - [186]

— Нет, — ответила Мирьям. — Я поняла это только вчера, сидя вот на этом диване.

— Неужели ты приняла так близко к сердцу, что он не посвятил тебя в свою тайну?

За сестру ответил Еспер Экерюд:

— У Мирьям несносный характер, но в глубине души она очень верная и преданная. И такой же верности требует от других. Эдуард вел себя с нею бесчестно.

— Он предал меня, — страстно сказала Мирьям. — Я уже не могла бы ему верить.

Казалось, ее стальные нервы вот-вот сдадут. Она сжала губы и замолчала.

Слово опять взял комиссар:

— Убийство Эдуарда было предумышленным. Но это отнюдь не исключает, что преступница действовала в состоянии аффекта. В большом возбуждении она искала на кухне перчатки, пробиралась в комнату Эдуарда, раскрывала медальон. Испытывая нечеловеческое напряжение, вонзила она ядовитую иглу скорпиона в шею своей жертвы. Конечно, состояние, в котором она действовала, нормальным не назовешь. Можно сказать, что сознание ее временно помутилось.

Он вновь переглянулся с шефом полиции, но смысл их взглядов оставался загадкой. Невозможно было предвидеть и трагические последствия этой сцены.

— Ковер! — вдруг пронзительно взвизгнула Лиселотт. — Эрк, Эрк! Гляди, ты стоишь в воде!

Старший полицейский уставился на свои мокрые ботинки и на воду, которая сочилась в щель между порогом и стеклянной дверью и постепенно заливала персидский ковер. Все как загипнотизированные смотрели на воду, даже Кристер, который считал, что за шесть суток наводнения Эрк мог бы предвидеть эту опасность.

Когда из холла на веранду вбежал испуганный полицейский, Эрк Берггрен, комиссар и шеф местной полиции поняли, что допустили промах.

— Ее нет. Черт, как же это случилось?

— Куда она побежала?

— Она прошла через гостиную, — растерянно сказал полицейский, — и отправила меня к вам на помощь.

— Дурак! — взревел Лёвинг и бросился в холл.

Все сгрудились возле затопленного порога.

— Затыкайте щели!

— Нужно включить насос.

— Выносите мебель!

— Да нет же, черт возьми. Осторожно, не вздумайте открывать эту дверь.

Но то, что они увидели через незадернутые окна с частыми переплетами, сразу оборвало все возгласы и наполнило людей ужасом.

— Что это? Что там упало?

— Что-то перевернулось в воздухе.

— Оно… она… она упала в воду, там, где деревья.

— Она?..

— Кто?

— Неужели она хотела бежать?

— Она просто упала с балкона.

— Или… прыгнула?

— Еще одно несчастье!

— Самоубийство?

За их спинами раздался взволнованный голос пастора:

— Тяжкий путь она выбрала. Самый тяжкий

Сон 18. ВОКРУГ МЕНЯ СГУЩАЕТСЯ ХОЛОДНЫЙ МРАК

Она упала вниз головой в бурлящую воду. На секунду ее охватил ужас, а вслед за тем она почувствовала удар и нестерпимую боль. Казалось, сознание постепенно угасает, в мозгу теснились бессвязные образы. Из мрака на нее надвигались какие-то безмолвные фигуры. Она не знала, кто они и что им от нее нужно.

Она лишь понимала, что не в силах пошевелиться и не может от них спастись.

В доме и в саду Альберты Фабиан все работали как в лихорадке.

— Она проломила балконные перила, — доложил сверху один из полицейских.

Шеф полиции договорился с окружным уголовным розыском, чтобы прислали еще людей. Кристер Вийк открыл дверь веранды, но вынужден был признать:

— Да, на озере волнение, и вода слишком мутная, дна не видно. Нужны лодки и прожекторы.

Эрк Берггрен помчался доставать все необходимое.

— Полли не смогла бы жить с этим грузом, — сказал комиссар, словно отвечая на немой вопрос адвоката.

— Она мне так нравилась, — с грустью признался тот.

— Она нам всем нравилась, — сказал Еспер.

— Проклятый дом! — в отчаянии крикнула Мирьям, ее била дрожь. — Я ничего не возьму отсюда.

Лиселотт Люнден, у которой по щекам текли слезы, спросила, всхлипывая:

— А что же нам тогда делать с твоей частью?

— Забирайте все себе, ведь у вас почти нет мебели, — отмахнулась Мирьям. — Если на нашу долю вообще хоть что-то останется, после того как государственный фонд и Венесуэла получат свое.

— Я снимаю с себя полномочия душеприказчика, теперь я не скоро вновь соглашусь на эту роль.

— Кристер, если у тебя есть время, я бы хотел поговорить с тобой с глазу на глаз, — сказал пастор.

— Охотно. В гостиной нам никто не помешает.

Они уселись в кресла, обтянутые красным шелком, и Кристер впервые за этот день закурил свою трубку.

— Что тебя интересует?

— Объясни мне, какая сила заставила робкую, нерешительную девушку сначала отравить человека, а затем совершить самоубийство?

— На такой сложный вопрос невозможно дать исчерпывающий ответ, — сказал Кристер. — Но, пожалуй, главная причина — ее болезненная неуверенность в себе. Моя жена, которая учила ее пению, считает, что Полли была лишена самого естественного — веры в себя.

— Франса Эрика тоже беспокоила ее несамостоятельность, — напомнил пастор Люнден. — «Ее родная мать умерла, — говорил он, — вот девочка и привязалась к Альберте, ходит за нею, как хвостик. Ей надо научиться самой о себе заботиться».

— Она обожала Альберту, — сказал Кристер. — Но, может быть, еще больше — этот дом.

— Это верно. Дом был для нее святыней, она не могла спокойно слышать о его продаже.

— За то недолгое время, что я знал Полли Томссон, она проявила себя как натура крайне неуравновешенная. То была молчалива и задумчива, то внезапно оживлялась. И это вечное напряжение — она всегда была как натянутая струна. Конечно, смерть Альберты вывела ее из равновесия. Она вбила себе в голову, что история с печкой была подстроена, и боялась убийцы. Воображаемого убийцы.