Современный румынский детектив - [21]

— Я как раз подумывал, не зайти ли на чашечку кофе, — сдаюсь я.

— Браво! — кричит девушка на всю улицу и бьет в ладоши. Что касается художника, то он удерживается от оваций, но и слишком недовольным тоже не выглядит.

Итак, мы заходим в «Атене-палас», заказываем, едим и пьем. Констатирую, что оба они здесь завсегдатаи: знают официантов по именам и роняют замечания типа «На прошлой неделе винцо было поприличнее». Я размышляю, может ли молодой и не очень известный художник позволить себе роскошь облюбовать ресторан такого ранга, тем более если он недавно купил машину…

Несмотря на намерения, в которых Виорика с такой непринужденностью призналась мне на Вама-Веке, отношения между моими сотрапезниками, похоже, не переступили границ приятельских. Девушка сама объясняется с официантом, сама закуривает от роскошной зажигалки, и оба они уделяют мне несколько преувеличенное внимание. Но стеснения я не ощущаю, пока Ниорика не заявляет, глядя на меня с искренним восхищением: — Мне страшно нравятся люди, которые едят с аппетитом. Ты, Мирча, только поигрываешь ножом и вилкой. А товарищ Бребенел ест не шутя! — И, чтобы устранить всякую возможность сомнения, твердо подытоживает: — Если хотите знать, мне нравятся толстые мужчины. У меня всегда такое чувство, что на них можно положиться.

Теперь, когда за мной признано столь лестное преимущество перед Мирчей Рошу, мне нечего стесняться. Но я предпочитаю направить разговор в другое русло — все-таки не исключено, что она подсмеивается, а если нет, то жалко молодого человека, который не тянет даже на среднюю весовую категорию.

— Кстати, — говорю я, про себя злорадно усмехаясь, — кажется, на море Мирча писал ваш портрет или что-то в этом роде.

— Да, он писал с меня «ню».

— Так, делал пробу, до конца не довел, — скромничает Мирча Рошу, поглаживая шелковистую бороду.

— С большим удовольствием посмотрел бы на картину.

— Она у меня в мастерской. Если Виорика не против, можете зайти, когда вам будет удобно.

Я вопросительно смотрю на Виорику. Она поднимает бокал и улыбается мне, как дьявол в женском обличье, сквозь почти бесцветную жидкость. Потом хмурится — по-ангельски фальшиво.

— Нет, товарищ майор, я против…

— Жаль, — Я пожимаю плечами. Если только что было один — ноль в ее пользу, то теперь счет сравнялся.

Но я ошибаюсь.

— Знаете почему? Не угадаете. Мирча у нас модернист. Ему не откажешь в таланте, но сказать, что мой портрет очень схож с оригиналом, пожалуй, нельзя. Боюсь, вы составите себе неправильное представление… о моей фигуре.

Кажется, Виорика выпила больше чем нужно. Но я не тушуюсь.

— А вы, девушка, не бойтесь. В день нашего знакомства на Вама-Веке я вас видел, когда вы позировали. Правда, с некоторого расстояния.

Я вдруг отдаю себе отчет, что наши десять лет разницы с Мирчей Рошу теперь не очень-то чувствуются. Кажется, я роняю себя. Черт меня дернул связаться с этой пацанкой! Никакого стыда. Эти девицы воображают, что если они на вид ничего — а Виорика, разогретая бокалом рислинга и предметом дискуссии, выглядит выше всякой критики, — то могут позволить себе вить из мужчин веревки. Нет, этот номер не пройдет!

Зову официанта и, придравшись к какому-то пустяку, успешно меняю тему. Но Виорике Ибрахим явно больше по душе предыдущая, и она продолжает потчевать меня, через равные интервалы времени, взглядами и улыбками, обремененными вполне прозрачным подтекстом. Я избегаю ее взглядов и даже делаю вид, что меня интересует хорошенькое личико за соседним столом. В продолжение этой игры, которую я назвал бы ребячеством, если не дурным тоном, она заявляет, что ей зябко, и просит Мирчу Рошу принести ей из гардероба шелковую шаль, от которой столько же тепла, сколько от трусов в Антарктиде. Художник, хотя и с несколько подозрительной миной, все же любезно отправляется за шалью.

Я молчу, неотрывно глядя на кончик своей дымящейся сигареты. Голубая струйка дыма расходится между мной и моей визави. Я чувствую на себе ее взгляд, но не поднимаю глаз. Бывают минуты, когда легче смотреть в дуло кольта, чем в глаза молодой женщины. Особенно когда тебе за сорок.

Секунды тянутся бесконечно. Мысленно прикидываю, что Мирча Рошу может вернуться через каких-нибудь пару минут. Продержаться еще минуту в молчании — и я спасен. Но не тут-то было.

— Почему ты мне не предлагаешь сигарету? Содрогнувшись, отмечаю скачок от «вы» к «ты». Господи помилуй, может, я ослышался…

— Эй, я с тобой говорю!

Странно, в ее тоне, вопреки моим ожиданиям, нет вульгарности. Было бы глупо лезть в бутылку или пытаться поставить ее на место. Посмотрим, куда она клонит, в конце концов. Все так же не поднимая глаз и не говоря ни слова, протягиваю ей сигарету. Чиркаю спичкой.

— Благодарю.

Проходит еще несколько секунд. Мы безмолвно курим.

— Скажи мне телефон, по которому тебя можно завтра найти. Мне надо с тобой поговорить. Я Мирчу потому и отослала. Говори, я запомню. Я не такая пьяная, как тебе кажется. И не такая вертихвостка. У меня есть что тебе сказать. И срочно. Говори в телефон. Быстренько!

Она произносит это шепотом, отрывисто, но без всякой аффектации, тоном приказа. Только глаза горят, когда я осмеливаюсь наконец заглянуть в них, и если это притворство, тогда она как актриса затмит Адриану.