Современный польский детектив - [32]

С какой же целью неизвестный выдал себя за Ярецкого и сделал такое странное завещание?

Вероятно, ради каких-то ему одному известных корыстных целей. Этому человеку, должно быть, стало известно, что Влодзимеж Ярецкий вскоре умрет, и он решил использовать это в своих целях. Скорее всего, чтобы путем шантажа заставить Ковальского отдать большую часть наследства. Наследства, которое тот должен был получить по милости этого мошенника.

Но Влодзимеж Ярецкий, как засвидетельствовали все, кто его знал, был совершенно здоровым человеком. А между тем тот, кто фальсифицировал его последнюю волю, точно знал, что владелец мастерской вскоре умрет. Он дажз предрекал эту смерть, находясь у адвоката. Уж не «помог» ли он сам «судьбе»? Не он ли убил Ярецкого, не он ли автор письма в милицию, в котором якобы сам Ярецкий сообщал о предстоящем самоубийстве? Ведь оба документа — завещание и письмо — были вручены адвокату Рушинскому одновременно.

Да! Именно так! Если принять эту, на первый взгляд фантастическую версию, многое становится понятным. И странные распоряжения в завещании, и стремление ущемить интересы жены, и даже оскорбительное замечание по ее адресу.

Но и в этой новой концепции не все было ясно. Если «человек в мешке» сыграл роль Ярецкого в кабинете адвоката, а потом убил владельца мастерской, то почему и сам он вскоре погиб так трагически?

Чем больше майор раздумывал над этим делом, тем более трудным и запутанным оно ему казалось. Майор решил пока никого не посвящать в свои предположения, в том числе и адвоката Рушинского. Вместе с тем он теперь был твердо убежден в необходимости немедленно возобновить расследование по делу об убийстве Ярецкого.

Смерть «организатора»

Прошло уже больше пяти недель, а следствие по делу «человека в мешке» не продвинулось ни на шаг. Капитан Мильчарек проклинал тот лихой час, когда начальник взвалил на него это дело. Несмотря на все усилия, не удалось даже установить фамилию и имя убитого.

Напрасно капитан Мильчарек каждые десять дней рассылал по всей стране фотографии убитого и напоминания о необходимости ответа на запрос. В отделе розыска пропавших лиц при Главном управлении милиции капитан Мильчарек стал едва ли не ежедневным гостем. В архиве просматривались дела за многие годы, сравнивались сотни самых различных происшествий, изучались фотографии. И все напрасно.

Майор Калинович довольно часто виделся с адвокатом Рушинским. Каждый раз, встречая майора, меценат задавал ему один и тот же вопрос: «Ну как там с делом Ярецкого?» И получал все тот же неизменный ответ: «Похоронен в день двадцать третьего мая тысяча девятьсот семидесятого года в присутствии Мечислава Рушинского». Обмен этими фразами вошел в церемониал их встреч. Упрямый адвокат ни на йоту не отступил от своего.

Обращения к общественности ничего, кроме дополнительных хлопот, не дали. Писем, правда, поступало много, и самых различных. Так, например, одна старая женщина утверждала, что убитый — ее сын, которого она безуспешно разыскивала с окончания войны. Другая женщина, из Щецина, признала в убитом мужа, уехавшего несколько лет назад за границу и с тех пор не дававшего о себе знать.

Каждое сообщение тщательно проверялось. Изучались даже анонимные письма, которых в милицейской почте тоже попадалось немало. Но все они, как оказывалось после проверки, вели на ложный след.

И вдруг все выяснилось — притом без всяких усилий и заслуг милиции. Вернее сказать, не милиции, а без усилий капитана Мильчарека и его группы, которым при одном только упоминании о «человеке в мешке» становилось дурно.

Итак, однажды — а случилось это в конце августа — в столичное управление милиции пришла телефонограмма. Отделение милиции одного из пригородов Варшавы сообщало, что к ним поступило заявление от гражданки Янины Видлевской об исчезновении ее квартиранта Романа Брегулы, который уже больше шести недель не появлялся в своей комнате. В связи с этим возникло предположение, не его ли разыскивает управление милиции по делу «человека в мешке».

Не прошло и получаса, как милицейская «варшава» с капитаном Мильчареком уже мчалась к Янине Видлевской. И на этот раз не напрасно.

Пенсионерка, вдова железнодорожника, Янина Видлевская имела небольшой собственный домик — итог праведных трудов супругов. После смерти мужа она сдавала две комнаты. Одну, большую, с отдельным входом через веранду,— молодой супружеской паре, ожидавшей кооперативной квартиры. Другую, поменьше,— Роману Брегуле, парикмахеру по профессии.

Старая женщина редко читала газеты, телевизора не имела. Сообщения по радио либо вообще не слышала, либо пропустила мимо ушей, не связала со своим квартирантом. Ее жилец часто исчезал, случалось — и на несколько дней. Поэтому Янина Видлевская не придала значения и более длительному его отсутствию. Но когда прошло более месяца, а от квартиранта все не было никаких вестей, вдова встревожилась и, прождав еще неделю, заявила в местное отделение милиции о его исчезновении.

Янина Видлевская сразу же признала Романа Брегулу на предъявленной ей фотографии.

— Скажите, пожалуйста,— спросил капитан,— были ли у этого гражданина какие-либо особые приметы?