Современный греческий детектив - [8]

«Этим романом, — говорит Самаракис, — я хотел выразить свое отношение к фашизму, к тому произволу, с которым сопряжен тоталитарный режим. В моем понимании фашизм — опасность номер один. Она угрожает не только каждому человеку в отдельности, но и всему человеческому роду. От нее в равной мере страдают и палач, и жертва». Такая авторская установка предопределяет не только социально-критическую направленность романа, но и психологическую достоверность характеров.

Парень из кафе «Спорт» — персонаж весьма типичный для прозы Самаракиса и вместе с тем это один из вариантов легкоранимого, незащищенного и растерянного героя, который тиражировался западной литературой в 50—60-е годы. В частности, греческая литература не могла не констатировать состояния апатии и усталости отошедших от борьбы и захваченных обывательской стихией бывших бойцов Сопротивления, она выражала душевный надлом вчерашних партизан, столкнувшихся после выхода из тюрем и концлагерей с самодовольством буржуа, хищным практицизмом мелкого хозяйчика и равнодушием толпы. Справедливости ради отметим, что в греческом детективе эта тенденция закрепилась. До сих пор на страницах многих детективных романов встречаются измученные бесконечными жизненными испытаниями, отчаявшиеся герои «из левых». (Взять хотя бы вышедшую в 1988 году повесть «Круг смерти» известного мастера детектива Филиппаса Филиппу.)

Герой Самаракиса не относится в числу людей, активно противостоящих существующему порядку. В ряды подпольщиков его приводит лишь внутренний протест против попранной справедливости. Это скорее эмоциональный взрыв, чем результат серьезной убежденности и готовности пожертвовать всем в борьбе с фашизмом. Отсюда — страх и неуверенность в себе. Герой лихорадочно ищет выхода из тупика, презирая себя за трусость и малодушие, но не может избавиться от них. Причем, по мысли автора, причины страха коренятся не в человеческой природе, а в бесчеловечном обществе. Все возрастающая неуверенность в завтрашнем дне, климат «холодной войны» и атомного психоза, разобщенность людей в западном мире — все это усугубляет одиночество и неприкаянность человека, выбивает у него почву из-под ног.

Человеческое в человеке сильнее всякой идеологической обработки. Об этом убедительно свидетельствует эволюция следователя. В начале романа это типичный служака, основная жизненная цель которого — продвинуться по службе. Во всех своих действиях он исходит из внушенной шефом полиции изуверской логики: «Чтобы быть врагом режима, вовсе не обязательно выступать против него. Достаточно не поддерживать режим, не заниматься созидательной деятельностью на его благо». Однако ему нельзя отказать в уме и изобретательности. Следователь ведет с парнем из кафе «Спорт» поединок, представая перед читателем то сыщиком, то «оперативником», то психологом…

Играя по заданию шефа роль «человека», следователь и не подозревает, на какой опасной грани он балансирует: тут недолго и «оступиться», возродить в себе, казалось бы, давно подавленные чувства добра, человеческой солидарности, взаимовыручки.

В свое время греческая критика писала о «нелогичности» поступка следователя, о надуманности развязки, предложенной писателем. Думаю, это не так. Ведь литература уже не раз предлагала подобные конфликты. Достаточно вспомнить развенчанного партизанского вожака Пабло из романа Хемингуэя «По ком звонит колокол» или охранника, спасающего Кэт, из «Семнадцати мгновений весны» Юлиана Семенова. Дело здесь, очевидно, не в надуманности развязки, а в недостаточной психологической мотивировке поведения следователя, что, впрочем, в значительной степени предопределено канонами детективно-приключенческого жанра, требующего от писателя прежде всего безукоризненно выстроенной интриги, сюжета, наполненного острыми ситуациями, сложными перипетиями и эффектными сценами. Лишь принимая во внимание «правила игры», можно понять, что анонимность персонажей, слабая индивидуализация характеров и пространственно-временная неопределенность происходящего — это не «издержки», а опять-таки условность, удачно раскрывающая замысел автора. Писатель как бы подчеркивает, что подобные события могут произойти в любом буржуазном государстве, где властвует диктаторский режим, где вовсю «трудится» охранка и где вопреки ее стараниям продолжает действовать подполье.

Самаракис не просто использует, а сознательно утрирует — иногда даже пародирует — некоторые элементы стандартного детективного сюжета, что позволяет ему, поднявшись над традиционной формой, создать политический детектив социально-разоблачительного содержания. Но детектив остается детективом, автор постоянно держит читателя в напряжении; этому подчинены и суховатая манера изложения, в которой диалоги перемежаются внутренними монологами, и краткий авторский комментарий, внезапно сменяющийся длинными периодами напряженной работы мысли… Роль повествователя передается то следователю, то парню из кафе «Спорт», то автору. Быстро и неожиданно меняются планы, одни и те же сцены и «роли» то и дело «проигрываются» заново. Такая подача материала заставляет читателя не только напряженно думать над логикой интриги и характеров, но и давать моральную оценку происходящему. Кстати, кинематографичная стилистика книги была быстро замечена: роман стали охотно экранизировать. Полнометражные и короткометражные фильмы по сюжету «Промаха» были сняты в Италии, Франции, Швейцарии, Венгрии, Болгарии, Польше, Японии, Иране и других странах.