Современный болгарский детектив - [10]

— В котором часу вы спустились? — спросил я Кодова.

— Видите ли, у меня нет привычки ежеминутно смотреть на часы, как это делает уважаемый доктор Беровский. Не знаю, в котором часу я спустился в подвал.

— А в котором часу вышли из квартиры?

— Этого я уж совершенно не знаю. Внизу, в подвале, я потерял представление о времени.

— Почему же?

— А потому. Глотнул там вина из дамаджаны, и на мое сознание начала действовать теория относительности Эйнштейна.

Я посмотрел на Беровского.

— Доктор Беровский, — спросил я, — вы были здесь, когда профессор Астарджиев попросил своего зятя Кодова спуститься в подвал?

— Да.

— Сколько было на ваших часах?

— Без десяти одиннадцать.

— Уверены?

— Плюс-минус полминуты.

— В котором часу товарищ Кодов вернулся из подвала?

— Не могу сказать абсолютно точно, товарищ следователь. В тот момент, когда я возвратился из кухни и вошел сюда, он уже стоял на пороге.

— И когда он уже стоял на пороге — сколько показывали ваши часы?

— Около трех минут двенадцатого.

— Товарищ Кодов, вы вернулись сюда в три минуты двенадцатого. Ветчина и вино были у вас в руках или же вы оставили их на кухне?

— Ничего он не оставлял на кухне! — сказал Беровский и подчеркнул: — Ни-че-го!

— Ах, да! — сказал я, словно только что вспомнив. — Вы, доктор, были в то время на кухне. Извините.

— Пожалуйста.

— Товарищ Кодов, где вы оставили ветчину и вино? Или вы держали их в руках?

— В правой руке, товарищ следователь, я нес нож и кувшин с вином, а в левой — миску с несколькими кусками ветчины.

— А потом? — Я старался помочь ему вспомнить. — Где вы оставили нож, кувшин с вином, миску с ветчиной?

— Нигде я их не оставил. Я их выронил. И вы бы выронили, если б увидели такую картину...

— Что же вы увидели?

— Мой тесть лежал на полу, на правом боку, между телефонным столиком и дверью, ведущей в коридор. На линолеуме темнела лужа крови. Увидев такое, я просто, как говорится, ошалел! И кто не ошалел бы на моем месте, спрошу я вас?

— Да, разумеется, — сказал я. — А что же было с ножом, ветчиной и вином?

— Выронил я их. Я сперва подумал, что у профессора кровоизлияние в мозг или нечто подобное. Он в последнее время себя плохо чувствовал. Это может подтвердить уважаемая моя супруга, его доченька. Верно, Надя? Он чувствовал себя плохо.

— Ну и дальше? — прервал я зловещее молчание, которое вдруг воцарилось в гостиной. — Вы выронили нож, ветчину и вино?

— Мать их!.. Простите! Прости, Надя! — Красимир Кодов бросил на меня тяжелый, полный ненависти взгляд. — Если будете продолжать, — сказал он и потряс головой, — об этом ноже, о кувшине с вином, об этой ветчине — я и вам скажу то же самое. Черт возьми, не придет же вам в голову спросить о другом! Почему все время об этом?!

— Да, да! — сказал я. — Значит, вы их выронили. Когда? В ту же секунду, как вошли, или...

— В моем недоученном мозгу, — продолжал Красимир, не обращая внимания на мой вопрос, — представление о кровоизлиянии всегда связывалось с представлением о крови. Изо рта, из носа, из ушей — не знаю, но непременно течет кровь, понимаете? «Инсульт!» — сказал я себе и, встав на колени, попытался поднять его голову — вообще как-то поднять его, чтобы увидеть, жив ли он... Не знаю! Я просто хотел, наверное, понять, в чем дело, помочь... И тогда заметил, что кровь течет не изо рта. И не из носа. Из спины, из-под левого плеча... Мне стало ясно как дважды два: кто-то ударил его ножом!.. Я вбежал сюда и кричу: «Профессор убит!» И только потом увидел, что весь в крови.

Снова воцарилось молчание. Затем я спросил доктора Беровского:

— Где именно вы были, когда гражданин Кодов крикнул с порога: «Профессор убит!»?

— В полушаге от него, — с готовностью ответил доктор. — Когда он произнес эти ужасные слова, я был в коридоре, между кухней и гостиной, так что хорошо его слышал. Когда вошел в гостиную, он все еще стоял на пороге — просто не мог сдвинуться с места.

— Это так и было? — обратился я к лаборанту Веселину Любенову.

— Да... почти, — ответил тот уклончиво.

— Объясните, — попросил я. — Почему «почти»?

— Доктор Беровский хочет сказать, что был на расстоянии одной-двух секунд от Красимира Кодова, когда Красимир Кодов произносил свою фразу «Профессор убит». И поэтому он слышал его. А по-моему — во всяком случае, так мне кажется, — доктор Беровский вошел в гостиную спустя семь-восемь секунд после того, как Кодов произнес свою фразу.

— Твои секунды, паренек, слишком уж длинны! — улыбнулся Беровский снисходительно, а может, и презрительно.

— Хотите сказать, товарищ Любенов, что доктор вряд ли мог слышать товарища Кодова? — спросил я как можно более спокойно, хотя в ушах у меня звучали гимны в исполнении ста оркестров по сто человек в каждом. — Подумайте, — сказал я. — Ваше «почти» может бросить тень на доктора Беровского...

— Какую тень? — поднялся доктор Беровский. Лицо у него вытянулось и стало напряженным, даже злым. — Какую тень могут бросить на меня россказни этого парня?

— Давай лучше я тебе объясню! — Красимир Кодов встал между ним и мной. — Если ты пришел спустя семь или восемь секунд после того, как я сообщил страшную новость, ты, естественно, не мог слышать меня. Вопрос в следующем: если ты   н е   с л ы ш а л   меня, то   к т о   сообщил тебе об убийстве?   К а к   ты вообще узнал, что мой тесть убит?