Затем Смайли, коснувшись руки Филдинга, проговорил: — А теперь идите, бога ради, идите. Времени очень мало. Уходите — ради Адриана.
И Эльса Бримли прошептала что-то невнятное.
Филдинг словно не слышал. Сидел, откинув назад величавую голову, полузакрыв глаза, не выпуская все еще бокал из толстых пальцев.
И звонок в передней прозвучал, как женский вопль в пустом доме.
Смайли не смог бы сказать, что это грохнуло ему в уши — не то Филдинг, вскакивая, ударил руками об стол, не то с таким шумом упал опрокинутый им стул. А возможно, и не в уши вовсе, а в глаза ударила резкость, полная внезапность движения, когда Филдинг, за миг перед тем оцепенело сидевший, вдруг метнулся прочь. Но Ригби схватил его за правую руку и сделал с этой рукой что-то, вынуждая вскрикнувшего от боли и страха Филдинга повернуться всем корпусом снова к столу. Затем Ригби произнес обычные слова, и полный ужаса взгляд Филдинга упал на Смайли.
— Ради бога, остановите его, Смайли, не велите ему! Они меня повесят. Повесят. Повесят!.. — кричал он опять и опять это слово, пока вошедшие с улицы детективы не вывели его и не втолкнули бесцеремонно в автомобиль.
Смайли глядел, как машина отъезжает по мокрой мостовой, едет не спеша, выбирая, где нет луж. Вот скрылась из виду. Долго еще стоял он, глядя вслед, и прохожие удивленно смотрели на него или туда же, куда он, в даль дороги. Но ничего там не было. Лишь тускло освещенная улица и движущиеся по ней тени.
