Современная швейцарская новелла - [21]

— Что за чудачка эта вдова с ее зеркалами.

— Она говорит, что это была ее супружеская спальня, после смерти мужа она здесь больше не ночевала и сдает эту комнату без патента. Нам надо быть очень аккуратными…

А подруга не слишком аккуратна.

Здесь — самая чистая и прозрачная вода, какая только бывает на свете, у нее вкус водорослей и соли, без всякой примеси, а сосны спускаются по утесам к песку, накрывая вас волной аромата; а в скалах попадаются ступеньки, невысокие стены из красных камней и даже галереи, прорытые морем. Того, кто бродит по берегу, часто подстерегают неожиданности, даже опасности, но обе мы гибкие и сильные…

Правда, тут валяются какие-то ржавые канистры из-под бензина, но та, что возле нас, застряла между камнями и постукивает, словно тамтам, негромко и ритмично. Вот еще белая пластиковая крышка, она качается на волнах и похожа на облатку для причастия. Да, скорее на облатку, чем на пластиковую крышку. Здесь все другое.

Подруга совсем не бережется от солнца, не надевает шляпу, не пользуется кремом. И Маг боится за нее. «Она такая неосторожная…» Но Маг ничего не говорит: подруга сердится, когда ей дают советы.

Сама Маг бережется от солнца, прикрывает плечи и грудь; и все же, увы, сознает, что некрасива; здорова, но некрасива, а вот подруга очень хороша собой.

Когда они ехали сюда, мужчины в поезде — это были малорослые солдатики с большими черными глазами — смотрели только на подругу, и как смотрели. Будто пожирали ее взглядом своих больших черных глаз. А ее, Маг, мужчины никогда не будут пожирать взглядом. Их глаза просто не видят ее, или почти не видят. И все же она неплохо себя чувствовала в этом поезде, после того как им удалось покинуть те ужасные края, сбежать из Городка. Здешние люди ей нравились, в каждом из них было что-то привлекательное, в то время как там даже элегантные красивые люди были ей несимпатичны. Ей показалась симпатичной только одна старая женщина, одна очень старая дама. Да, это была настоящая дама, хоть она и походила на цыганку в своих огромных серьгах и черном кружевном платье.

Подруга чувствует себя лучше, вот она отломила половинку персика, а вторую половинку протягивает Маг. Словно отдает ей свою щеку. Но Маг больше не хочется есть. Впрочем, когда она ест, подруга всегда отходит подальше: не может слышать, как шумно жует Маг.

А теперь половинка апельсина. Да, они все делят пополам, они ведь подруги.

Сама поездка сюда — какое это было утешение! Когда Маг сошла с поезда и очутилась под застекленными арками вокзала, сердце у нее забилось, тело проняла дрожь, словно она возвратилась на родину. Давно, еще девочкой, она приезжала сюда с родителями, она уже была счастлива здесь. Наверно, она никогда не выйдет замуж. Порой у нее возникает желание иметь ребенка. Но будет ли она стремиться к этому, если ни один мужчина ее не любит?

У здешних скал к серому цвету — в основном-то они красные и желтые — постоянно примешивается оттенок сирени. Маг замечает все. Ах да, единственное, что взволновало ее в том Городке, она обнаружила внутри храма-крепости: мягкий лиловатый цвет камня в сводах крипты. Она разглядывала приношения по обету, искала там одно имя. Да, она искала имя, ведь ради этого имени, ради человека, написавшего о Городке, она поехала туда. Но все теперь стало не так, как прежде, осталась лишь темная лиловость камня.

Вот она снова принялась смотреть на танцующее морское дно, смотреть, как колышутся водоросли — розовые, пепельно-серые, темно-красные; даже галька на дне колышется, даже галька на дне поет. Ей захотелось снова увидеть маленькое страшилище в выемке скалы, но его больше не видно. Может быть, рыбка забилась в щель?

Она сразу же возненавидела людей в том Городке. Особенно их шляпы! Зачем они носят эти ужасные, псевдопастушеские шляпы? Знакомая пара тоже купила себе такие крылатые ковбойские штуковины; одну черную, одну цвета хаки. Смех, а не шляпы.

И уж сплошным огорчением были новомодные трикотажные майки. Одна из них выглядела так, словно ее владелец вывалялся в мазутной луже на берегу. Но зато ей нравились длинные платья, цыганские юбки, хлопающие, как брезент на ветру, вокруг голых ног. Подруга была того же мнения. И обе они купили себе по такой юбке.

Они помирились и теперь болтали без умолку. Подруга рассказала о любовной истории, случившейся с ней на побережье Северного моря. Ей тогда было всего шестнадцать лет, а ему, ее другу, — по меньшей мере сорок…

— Это у меня лучшее воспоминание о любви, потому что все продолжалось только одно лето. Долго такое тянуться не могло. А если бы затянулось, не было бы так хорошо. Что поделаешь… Может, когда-нибудь я захочу увидеть его снова.

— Не стоит! — сказала Маг. — Ты наверняка разочаруешься. Он, должно быть, потолстел, поседел…

— Такую перемену я бы еще стерпела. Боюсь другого: не стал бы он вульгарным.

— Но… если он не был таким от природы?

— Жизнь всех меняет, она может сделать человека вульгарным, может превратить в тупицу. Ты погляди на стариков…

Подруга снова пошла гулять по тропинке в скалах, а Маг опять влезла в воду. Она нашла белый камешек в форме сердца и вспомнила об обломке гробницы, который столь почитали в Городке. Считалось, что он от гробницы святых Марий