Современная португальская новелла - [94]

Такие победы давались ему без труда. Кругом было немало девушек, которые тоже полагали, что все должно происходить именно так: быстро, без осложнений, с обоюдного согласия, чтобы потом было о чем вспомнить. И большинство из них довольствовались тем, что доставляли наслаждение, ничего не требуя взамен. Так какого же черта он никак не может теперь собраться с духом?

— Ты простужена?

— Да, и довольно сильно. Видишь, я совсем охрипла.

Взгляд ее темных глаз упорно стремился проникнуть ему в душу. Жоан нервно затянулся сигаретой, покачивая в такт музыке головой и отбивая носком ритм. Разговор с ней всегда давался ему с трудом. Приходилось осторожно взвешивать каждое слово, чтобы не задеть ее. А ее все задевало. Он произносил банальнейшую фразу, она принимала ее всерьез, и положение сразу осложнялось. Стоило завести речь о дереве, она тут же говорила, что хотела бы стать деревом, или ветром, или еще какую-нибудь сентиментальную чепуху. Конечно, такие незаурядные женщины почти всегда оказываются первоклассными любовницами, только он предпочитал тех, что попроще. Говоря откровенно, для него вся эта история началась даже не на пляже, а несколько дней спустя, когда она сидела, о чем-то задумавшись и склонив голову на руку, точно на грудь возлюбленного, и вдруг ни с того ни с сего выпалила: «Окажись у меня сегодня в руках нож, я бы непременно кого-нибудь зарезала».

Ему это показалось забавным. У нее были красивые ноги и пылкий темперамент. И то и другое будоражило воображение. Но лишь на первых порах. Теперь было уже невмоготу ее слушать: «У нас дома такой холод, хотя есть калорифер, только из бережливости им никто не пользуется. Нет, Жоан, это не обычный холод. Пускай станет жарко как в аду, я все равно буду замерзать. Как я завидую тем, у кого в доме тепло, у кого есть семья, родители, дядья и тетки! У меня тоже есть мать, отец, две тетки, бабка, дед, да и дом у нас полная чаша. И все же у меня ничего нет. Пусть у меня была бы крохотная комнатушка, только бы я знала, что все в ней принадлежит мне. Так приятно иметь хоть что-нибудь свое».

Ее сдавленный голос звучал трагически, иногда она умолкала, словно задохнувшись, но задыхался и слушатель под лавиной ее признаний. Они уже до смерти надоели Жоану, как и ее прерывающийся от волнения голос, отсутствующий взгляд, странные манеры. Даже если она пойдет ему навстречу… Но нет, у него сложилось впечатление, что этой стороны жизни для нее будто не существует вовсе. Он чувствовал усталость и досаду. И все же, пока его желание обладать этим хрупким телом не было удовлетворено, иными словами, пока раскаленный утюг не погрузили в кадку с водой, Жоан не мог отказаться от встреч. И вот он вновь ее ждал, видел и слышал. А если не слышал, получалось еще хуже; она умела сделать молчание мучительным: придирчиво разглядывала людей и все, что ее окружало, изучала, исследовала каждую мелочь, впиваясь в нее глазами, словно на допросе. Надо было во что бы то ни стало заговорить.

— Чудесный вечер. Напрасно я не взял сегодня машину у старика. Мы совершили бы прекрасную прогулку.

Он многозначительно подчеркнул последние слова.

— Не все ли равно, Жоан, где мы встречаемся, — здесь или в другом месте. Мне бы только побыть с тобой.

Эта святоша ровным счетом ничего не понимала. Она не понимала, что дальше так продолжаться не может, что он должен сейчас же, не откладывая, овладеть этими ногами, чтобы усмирить наконец бушующий в груди вулкан.

— Вчера, когда мы отсюда ушли, полил такой дождь.

Она с улыбкой кивнула. Казалось, ее обрадовало, что они заговорили о дожде.

— Он меня всю вымочил.

— Ты попала под дождь?

Она снова восторженно улыбнулась.

— Почему же ты не укрылась?

— Я люблю дождь. А вчера я им особенно наслаждалась. Я долго ждала трамвай, потом мне надоело, я пошла пешком, и тут хлынул дождь.

— Да, он начался внезапно, с громовыми раскатами.

— Это был настоящий ливень, Жоан, а я нарочно шла по середине улицы. Вся до нитки промокла. Потом поднялась наверх, на смотровую площадку. Трамваи стояли такие блестящие, вагоны были полны людей. Но они не радовались дождю, подобно мне, они не чувствовали его, как я. Они ничего не видели. Ни светящихся, усеянных дождевыми каплями реклам, ни реки, ставшей от дождя совсем черной. И мне вдруг стало так жаль, что они ничего этого не видят!.. Что они испугались дождя!..

— А теперь ты охрипла.

— Это пустяки, мне было так хорошо.

Нетерпение Жоана все возрастало. Сейчас он ей скажет, что, даже если отец не даст машины, они все равно завтра встретятся в укромном месте. И добавит: в комнате. У него было несколько адресов.

— Ты любишь дождь, Жоан?

— Зависит от настроения. Подожди минутку, я пойду опущу монету. Что ты предпочитаешь — итальянскую песню или джаз? Я еще не знаю твоих вкусов.

— Выбери сам.

Ответила, как ребенку. Впрочем, иногда она и в самом деле смотрела на него как на сильного, грубого мужчину, в котором тем не менее много детского.

Жоан опустил монету, нажал кнопку и, понурившись ждал, когда автомат поставит нужную пластинку. Кажется, и в самом деле пора кончать эту историю. Но сначала эти ноги должны принадлежать ему. Хотя бы на час.