Современная нидерландская новелла - [121]

Он медленно протолкнул пуговицы в петли, которые как будто бы стали меньше размером. Застегивание пальто далось с трудом. Натянув на голову капюшон, он сунул руки в карманы и нащупал бахрому ниток и липкие пятна от конфет.

Он думал о женщине, которая ждала его, о доме с садом и о заостренных копьях калитки.

Ночью он видел ее во сне и начал припоминать свой сон. Он сидел в классе рядом с мальчиком, у которого был новый перочинный ножичек, и они по очереди втихомолку испробовали его на своей парте. Круглая голова очкарика учителя качалась вверх-вниз у доски. Он рассказывал.

«Кто это?» — раздался вдруг звонкий девчоночий голос. Он был похож на голос Дорины.

«Принцесса», — ответил учитель и откинулся назад, коснувшись головой доски, на которой были записаны фразы с многочисленными исправлениями зеленым мелом. Себастьян посмотрел и вдруг тоже увидел ее. Она была в черной шубке, словно составленной из блестящих перламутровых чешуек, нет, это серебристые волны медленно поглощали класс, ребят, и учителя, смотревшего на него, и географические карты, и картины на стенах, и исписанную классную доску.

Его рука обхватила раковину, которую она ему подарила и которую он снова положил в карман.

«Я не смогу больше прийти, — хотел он сказать. — Вы не позвонили. Они ничего не знают. Я соврал, что ходил по городу из боязни вернуться домой».

Он только беззвучно шевелил губами, надеясь, что она и так его поймет. Издалека — изображение в изображении, словно в кино, — он видел пристально глядящие на него глаза учителя, поднимающиеся вверх руки одноклассников.

«Из-за ошибок в задачках, — сказала она задумчиво. Ее иссиня-черные волосы были уложены пышными волнами в высокую прическу. — Но ты обещал прийти ко мне, тебе будет хорошо. Я купила пирожные и кока-колу. Завтра вечером мы с тобой устроим праздник».

«Приемный отец наказал меня, — прошептал он. — Мне нельзя было выходить на улицу. Я думал о вас. Я правда не смогу прийти. Они думают, что я боялся вернуться домой, я им ничего не сказал, скажите им, как было на самом деле, что я был у вас. Мне они не поверят».

«Зачем, Себастьян?» — сказала она и подошла к нему ближе.

Ему всегда хотелось посмотреть ей в глаза, которые походили на глаза Дорины, но были больше и ярче и улыбались ему.

«Зачем? — повторила она. — Это ведь только твоя и моя тайна, до которой нет дела никому. Твои приемные родители, наверное, точно так же не поверят и мне».

Себастьян подумал о начальных буквах ее имени, которые тоже были тайной.

«Мне нет до них никакого дела, Себастьян, мне нужен только ты. Ты мой друг, и ты должен прийти ко мне завтра, ты обещал, а обещания нужно выполнять», — сказала она дружелюбно, но в ее голосе снова прозвучала строгость, как в тот раз, когда она после купания, видя, что он хочет одеться, сказала «нет, подожди».

Неожиданно Себастьян перестал ее отчетливо видеть. Мальчик с перочинным ножичком больно толкнул его в бок.

«Ай», — вырвалось у него, и весь класс повернулся к нему.

Учитель снял отсвечивающие очки, грозно посмотрел на него и сказал:

«Что… (В этот момент волна снова принесла ее, и он утонул в ней с открытым ртом. Вода оказалась пушистой массой блестящего черного меха, это была ее шубка, осыпанная твердыми хрустальными блестками. „Говори, они нас все равно не слышат, — произнесла черная вода тоном, внушающим спокойствие. Она была где-то здесь, но он никак не мог ее разглядеть. Вода, голос в пустом доме, продолжала: — Они никогда больше не услышат тебя, если ты только придешь завтра вечером, если ты придешь, если ты придешь, если ты…“)…с тобой?»

Себастьян проглотил слова, застрявшие глубоко в горле, и беспомощно посмотрел на него. И в этот момент класс начал опрокидываться набок, как корабль, — парты с детьми, неподвижно глядящими на него, взмыли по диагонали вверх, учитель закачался из стороны в сторону, все продолжая говорить, говорить. Себастьян не понял ни слова.

Ему совсем не хотелось идти в ее большой дом, спрятавшийся за решеткой, каменной стеной и садом, на улице, которую он не знал, но без труда мог найти. В нем боролись противоречивые чувства.

Не прийти было бы предательством — он обещал прийти, сразу же после школы. Но что делать, если он не может? Что скажут его приемные родители, если он снова поздно вернется домой? Если снова откажется есть и снова не сумеет объяснить, где находился все это время? Снова придется врать, но приемные родители ему не поверят. Они всегда замечали, когда он говорил неправду. В таких случаях он краснел, начинал заикаться, и тогда приемный отец медленно говорил: «Подумай хорошенько, Себастьян, о чем ты говоришь: ты лжешь».

У школьной двери он замедлил шаги, пересек двор, по которому несколько ребят с криками гонялись друг за другом. Большинство учеников уже разошлись по домам. Дорины тоже не было видно — может быть, она ждала его за углом, около магазина. Он побежал. Прямо перед ним затормозил грузовик. Мальчик стоял посреди улицы. Человек за рулем сердито посмотрел на него.

У входа в магазин была глубокая ниша с широкими колоннами, за которыми находилась стеклянная дверь с бегущими по диагонали красными и белыми буквами. Его лицо уткнулось во что-то живое, мягкое и темное. Он испуганно отступил на шаг.