Современная нидерландская новелла - [118]

Теперь мы должны свернуть на эту улицу, с уверенностью подумал Себастьян.

Они были совсем недалеко от школы.

Но дама не повернула, и они продолжали идти по освещенному желтыми и красными огнями туннелю центральной улицы.

— Мне нужно на эту улицу, — показал мальчик. — Так мы идем неправильно.

— Посмотри-ка на себя, — сказала она и повернула его лицом к большому темному стеклу витрины.

Рядом с ее высокой фигурой мальчик казался особенно маленьким и щуплым. Слегка втянув голову в плечи, он рассматривал себя и ее. Она повела его дальше и заговорила снова.

— Ты же хотел сначала побывать у меня, хотя дома у меня нет ни мальчика, ни девочки. (Он рассказал ей о своей фантазии, что очень ее развеселило. Она жила одна.) Твои приемные родители не рассердятся, я им позвоню, как только мы придем домой.

В ее голосе появилась теперь новая нотка — легкий оттенок строгости. Но мальчик не делал попыток убежать, ему вдруг расхотелось возвращаться домой, на новую голую улицу, где стояли одинаковые дома с одинаковыми дверями, окнами, тротуарами и садиками. Его только несколько беспокоило, что она продолжала крепко держать его за руку.

Сверху вниз на него смотрело загадочное бледное лицо.

Она отпустила его руку. Неужели догадалась?..

За углом виднелась школа, темное здание с мертвыми черными глазницами окон и пустынным двором. Он мельком подумал о стене, на которой до сих пор красовались его инициалы. Все это как бы отодвинулось далеко назад и не имело к нему больше никакого отношения. Дама свернула налево, на улицу, где не было магазинов и одни только зажженные фонари разгоняли густеющие сумерки. Людей здесь было еще меньше, чем на центральной улице. Пожилой господин, видимо знакомый с дамой, приветственно приподнял шляпу и улыбнулся Себастьяну. Дама ответила легким кивком. Мальчик, которому теперь уже не хотелось есть (когда долго хочется есть, подумал он, голод проходит), стал обращать внимание на прохожих. Вот через улицу перешел и помахал им рукой мужчина в бесформенном сером пальто, с сигаретой во рту и портфелем в другой руке. Он подмигнул Себастьяну, который изобразил на своем лице слабую улыбку. Дама снова кивнула, дружелюбно, как кивают старым знакомым. Выходит, и этого мужчину она знает. Себастьян, продолжая шагать вперед и стараясь ставить свои ноги рядом с остроносыми туфельками своей спутницы, обернулся. Мужчина в сером пальто остановился, глядя им вслед, и поднял портфель в знак приветствия.

Себастьян начал гадать, как зовут даму, в каком доме она живет и что она ему подарит. Может, у нее есть какая-нибудь необыкновенная раковина или чучело птицы, кто знает. Должно быть, она богатая.

Когда он ходил с приемной матерью в магазин купить что-нибудь из одежды, они иногда останавливались у витрин с меховыми шубами. Но только смотрели и ни разу не зашли примерить такую шубку.

— Ты не устал? — спросила она.

Он не устал, только голова немного болела, что, впрочем, часто бывало с ним по вечерам.

— Мы скоро придем, — сказала она.

На одной стороне улицы, где они теперь очутились и где он никогда не бывал, ряд домов вдруг прервался. Они подошли к низкой стене из дикого камня, в ней была калитка из прутьев, похожих на железные копья. Дама открыла калитку, и он зашагал следом за ней по садовой дорожке к белому фасаду с большой дверью из темного дерева, которую она открыла ключом из сумочки.

Он вошел в дом. Дама захлопнула за ним дверь.

Горела лампа, разливая вокруг мягкий свет.

Она сидела за столом с сигаретой во рту, сощурив от дыма один глаз и слегка склонив голову набок, и внимательно смотрела на мальчика, который жевал приготовленные ею бутерброды. Он не был голоден, но все-таки съел два бутерброда и выпил стакан молока, который она поставила перед ним.

Шубку она сняла. Теперь на ней было черное платье с золотистой отделкой вокруг шеи и по рукавам. В нем она казалась еще красивее, чем в парке, — стройнее и моложе, почти девочка.

Он отложил в сторону нож и вилку и начал пальцем выводить фигуры на салфетке, которую она подложила ему под тарелку поверх желто-черной скатерти.

— Вкусно? — спросила она.

— Да, — сказал он и тут же понял, что опять допустил бестактность. Но как ее все-таки называть? Она сказала, что живет одна. Разве она не замужем, как его приемная мать и мать Дорины или другие взрослые женщины с их улицы? Или ее мужа просто нет дома, уехал куда-нибудь?

— А теперь в ванную, — сказала она и встала.

Он посмотрел на нее испуганными глазами. Разве сегодня суббота? И потом, только приемная мать имела право видеть его голым во время купания. Неужели она сама его разденет?

Он покраснел.

Она заметила его смущение.

— Если хочешь, можешь все сделать сам. Пойдем, я покажу тебе ванную. А пока ты будешь мыться, я позвоню твоим приемным родителям и скажу, что ты у меня. Нельзя же ложиться спать таким грязным!

Он пошел за ней по коридору, отметив про себя, что она двигалась так, словно в ней сидела пружинка. Она открыла белую дверь и повернула выключатель. В ванной комнате, которую освещала круглая плоская лампа на потолке, стоял сладкий аромат, напоминавший запах женщины, но здесь он был перемешан с другими запахами — мыла и одеколона. Он подождал, пока она выйдет из ванной, и открыл один из кранов. Послышалось бульканье, и в белую ванну ударила тугая струя воды. Он закрыл кран и повернулся, чтобы запереть дверь. На ней не было задвижки, как у них дома. Мальчик помедлил. На линолеуме рядом с ребристым резиновым ковриком лежало белье, приготовленное для стирки. Он поднял белый скомканный носовой платок и понюхал его.