, может, намекал на какого‑нибудь поганого жида, ну, у этого‑то носик картошечкой, но в остальном гнуснее личности не сыщешь, что за бред, что за чушь мерзкую он сейчас плетет, его уже никто не слушает, все без исключения присосались к рюмочкам с коньяком и анисовкой, глазеют по сторонам, перебирают воспоминания, облизывая губы, некоторые даже с причмокиваньем, в простоте душевной, а когда этот тип ударяется в воспоминания, у них наверняка появляется противный привкус во рту и они отворачиваются в другую сторону, чтобы не маячил перед глазами этот дурной сон, напоминание о несчастных временах, которые пришлось пережить, столько лет бок о бок с ним, и ни разу он никому не протянул руки по — дружески в нужный миг, одни только пустые любезности, озлобление, ненависть, тявканье, напускное превосходство, дни получки, запугиванье всеми карами, и земными, и небесными, и пошел ты подальше, и тебе известно, где здесь дверь, и никто не знает, что будет после этой угрожающей формулы: «ДВЕРЬ ПЕРЕД ВАМИ», какое бесконечное и бессмысленное отчаяние, господи, а нужно улыбаться, до каких же пор терпеть это безмерное оскорбление, ранящее больнее, чем моя любовная тайна, нет конца этому унижению… Бежать отсюда, скорей, пока слезы не хлынули, запереться у себя дома и в темноте уйти в воспоминания, мои воспоминания о нем, такие мои, такие далекие от всего этого, спрятанные бог весть в каком закоулке моего «я»… Где он может быть в этот миг? В чьем голосе находит отдых его голос, в чьем взгляде находит поддержку его взгляд? Как найти к тебе путь теперь, когда я знаю, что ты ушел из моей жизни?» Я хотел бы подчеркнуть в эту минуту истины, озаряющей наше общение, какую моральную опору я обретаю, видя так близко ваши лица, лица друзей. Все вы со мной, Долорипас, Конча, Николас, Тимотео, Лолина, Касильда, вы, падре, наш чуткий советчик, Рикардо, Марио, который привносит в наши повседневные разговоры возвышен ность астральных тем, Мария Хосе… Все вы, блистательные представители нашего общества, собрались здесь ныне, когда наша страна начинает, как я уже говорил, новый курс, и мы, представляющие весь народ, должны стать сознательными, единодушными и героическими вершителями нашей собственной судьбы, а я в этом походе готов отдать все свои силы в качестве опытного руководителя и бесстрашного кормчего. Для меня не секрет, что динамика конъюнктуры неизбежно приведет в ближайшем будущем к осознанию всей совокупности проблем, что, безусловно, повлечет за собой бурный прилив энергии, направленной на оптимальное использование наших природных и социальных ресурсов, а со всеми проявлениями радикализма будет покончено раз и навсегда. Я приступил — и смиренно молю вас оказать мне бесценное ваше содействие, — приступил к разработке основных теоретических предпосылок и к организации рабочих групп, коим предстоит распахнуть врата грядущей истории нашего сообщества, структурированного автономич- но… простите, я хотел сказать — автономно. «Слушай, Тимотео, это, наверное, и есть тот самый кастильский, на котором, по слухам, мы говорим, потому что, сказать по правде…» — «Вот именно, дружище. Какой это испанский, ты что!» — «По — испански выразился бы тот, кто сейчас сказал бы громко: «Катись ты колбаской!» Верно?» — «И не говори». — «Он же бесстыжий из бесстыжих». — «И тем не менее мы его пособники, чтоб его, уж так создана наша страна, такова во всех своих закоулках снизу доверху». — «Да уж, слушай, ну и страна». Итак, полагаю, каждому из вас я уделил несколько слов, как сказал поэт, и слов правдивых. Но нет на свете поэта, который был бы в состоянии выразить мою бесконечную привязанность ко всем вам, привязанность и признательность, мою потребность служить коллективу, который вы представляете, мое призвание к самопожертвованию, которое, хочу надеяться, вы со мною разделите, шагая вместе со мной и протягивая мне руку помощи на труднопроходимых участках колебаний и упадка сил. «Тимо, он снова за свое, как в лучшие времена. Каков в колыбельке…» И молю вас — почти коленопреклоненно — простить мне, сейчас кончаю, знаю, что повторяюсь, простить мне все те случаи, когда при исполнении моих жизненно важных и естественных обязанностей руководителя и начальника я мог причинить кому- нибудь из вас огорчение, вызвать какое‑то легкое недоразумение. Не сомневайтесь, что это получилось непреднамеренно и что в глубине моей души, глубоко — глубоко, куда нет доступа коварной житейской суете, моя привязанность к вам огромна, неуязвима и безбрежна. Я кончил. «Спасибо, спасибо, большое спасибо, о, не надо аплодисментов, всего несколько незначащих слов, чистой воды экспромт, ах, если бы у меня было время, чтобы написать речь, которую вы действительно заслуживаете… Как вы заметили, я не намекнул ни словом на ваше упорное желание устроить мне чествование в ознаменование моей последней награды, столь незаслуженной… не потерплю, чтобы…» — «Отлично, браво, мы все взволнованы, слава богу, что кончил, верно? Отплевываться на улице, сеньоры. Он сказал слово в слово то, что говорил на празднике в честь первого причастия своего косоглазого отпрыска и на свадьбе своей дочери, этой цапли, которая не смогла сдать экзамены за среднюю школу и которую он выдал замуж за дипломата, дабы сослужить службу родине». — «Слушай, родина этого типа представляется мне этакой дебелой сеньорой со щитом в руке и львом у ног, которая испражняется под звуки военного духового оркестра, точно?» — «Слушай, сыночек, а с чего это так изысканно — испражняется? В наше время не принято стесняться, подыскивать слова понаучнее, вот почитай любой журналишко — и увидишь, все вещи называются своими именами, потому что там, где есть естественность, парень, там, где есть естественность, выкинь ты у себя из головы…» — «По — моему, хотя речь была прелесть что такое, ты малость на взводе. Но совсем не потому, что вино было соблазнитель ное, тут уж… В заключение не помешает еще капелька анисовки. Давай, парень, и держись, ты уже хорош». — «Еще кофе, малый». — «Вот мы все снова в повседневности». — «В конце концов, нужно ценить эти патриотико- окономико — академические пирушки. Можно забыть о чем- то: о просроченных долговых обязательствах, о домашних неурядицах…» — «Нужно будет зайти в химчистку, оставить там пиджак… А что же мне надеть завтра, если понадобится куда‑то идти?.. Придется притвориться, что заболел гриппом». — «Шеф с каждым разом говорит все лучше и лучше, ты обратила внимание, Росенда? Прямо тебе Кастелар либо Прието