XV
ЕСТЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЕ НАБЛЮДЕНИЯ НАД УЛИТКОЙ И НЕОЖИДАННЫЙ ИСХОД ИХ
Сама судьба, казалось, взяла Куницына под свое крылышко, ибо на следующий же день доставила ему благовидный предлог к открытому антагонизму с его более счастливым соперником.
Около полудня несколько гостей пансиона R., в том числе и наши русские, предприняли, по обыкновению, маленькую прогулку сообща. На этот раз конечною точкою странствия был избран Гольдсвиль — небольшой холмик, также с развалиной на вершине, с которой имеется живописный кругозор на интерлакенскую долину.
Ластов, желая задобрить разревновавшегося правоведа, даже не поздоровавшегося с ним поутру, занялся было Моничкой, но та без околичностей отослала его к Наденьке, а к себе подозвала Куницына.
— Вчера при такой же прогулке вы занимали Наденьку; a present il n'est plus que juste de changer les roles[81].
Что мог ответить на это благовоспитанный молодой человек? Разумеется, ему оставалось лишь уверить, что он нимало не скучал и почитает за великую честь оказываемое ему барышней предпочтение.
Достигнув Гольдсвиля, общество, как резвое стадо диких коз, принялось врассыпную взбираться на лесистую вершину холма.
— Паладин мой, за мной! — крикнула своему кавалеру Наденька и, приподняв край платья, побежала вверх по самому крутому месту ската. Когда паладин поравнялся с нею, она слегка смутилась.
— Вы, Лев Ильич, не удивляйтесь титулу, которым я вас осчастливила; но каждая из нас имеет своего адъютанта. Лиза — Александра Александровича, Моничка — Куницына, я — вас.
— И я официально могу называть себя вашим паладином?
— Нет, к чему?.. Достаточно, если вы знаете это про себя, чтобы тем усерднее прислуживаться.
— Но всячески вы обязаны теперь дать мне в удостоверение моего звания вещественный знак.
— Какой это?
— Сорвать цветок и вдеть мне его в петличку. — Видите, какой вы ненасытный! Протянула вам палец — так подай и всю руку. Кода вы окажетесь паладином в полном смысле слова — un chevalier sans peur et sans reproche[82], тогда, быть может… Вы как долго остаетесь здесь, в Интерлакене?
— Неделю, я думаю, еще пробуду.
— Ну, значит, есть время, когда испытать ваше паладинство… А! Вот и тень. Как славно!
Молодые люди добрались до опушки леска и, вступив в его прохладную сень, должны были наклоняться и отбиваться руками от густых ветвей, заграждавших им дорогу. Сквозь золотистые, солнечные верхушки кротко синело безоблачное небо. В одиночном солнечном луче, пробившемся сквозь густую листву и стоявшем светлой полосою в воздухе, роились весело мошки. Кругом разливался свежий, смолистый запах.
Наденька остановилась. Вдыхая полною грудью душистую прохладу чащи, она взглядом знатока окинула окружающую зелень, игравшую в самых разнообразных оттенках зеленого цвета, от золотистого гумигута до темнейшего индиго. Тут заметила она на стволе стройной березки раковину, плотно присосавшуюся к белой коре.
— Ах, Лев Ильич, посмотрите: улитка. Для чего она взобралась сюда?
— Дневное пропитание добывает. В настоящую минуту она предается, после тяжких трудов, полуденной сиесте. Под своим известковым щитиком она, как страус, запрятавши голову в песок, воображает себя в полной безопасности.
— И лежит, вероятно, свернувшись, как младенец в люльке, — подхватила Наденька, — крошечные глазенки закрыты… Ах, Лев Ильич, как бы это подсмотреть ее?
— Нет ничего проще: дотроньтесь до щитика; как выглянет — вы ее и цап-царап.
— А! Вот вы какие. А если укусит? Ластов расхохотался.
— Разве младенцы кусаются? У них нет зубов. Наденька вооружилась смелостью и прикоснулась пальцем до верхушки раковины; потом в страхе отдернула руку.
— А ну, все же укусит?
— А уверяли, что не трусиха. Позвольте, я покажу вам, как обходиться с этим народом.
Он отодрал раковину от кожи дерева; слизень, пуская пузырьки, ретировался во внутренность своего каменного жилища.
— Доброй ночи, сударыня! — засмеялась девушка. — А вы, Лев Ильич, говорили, что выглянет?
— Погодите немножко; дайте ей оправиться от первого волнения — непременно выглянет. Любопытство свойственно и этим крошкам: успокоившись, она захочет познакомиться ближе с неведомою силой, оторвавшею ее от родной почвы.
— Так мы вот как устроим, — сказала Наденька, садясь в траву и раскладывая перед собою платок. — Вот так, положите ее сюда…
Ластов, опустившись на колени против гимназистки, поместил раковину на средину платка.
Улитка не дала ждать себя: соскучившись в крайнем углу своей узкой кельи, она, к немалому удовольствию Наденьки, стала пятиться назад.
— Смотрите, смотрите, лезет… — говорила девушка шепотом, точно опасаясь испугать слизня, — почти совсем высунулась. Дохнуть на нее?
— Дохните.
Наденька наклонилась над слизнем и осторожно подула на него. Животное перестало вылезать.
— Что ж остановились, m-lle, испужались?
— Нет, она нежится в вашем дыхании.
— Полно вам глупости говорить. Дайте-ка какой-нибудь стебелек. Merci. Пощекотать ее…
