Современная филиппинская новелла (60-70 годы) - [22]

Даниэль поцеловал жену в лоб. «Завтра я попрошу у тебя прощения», — с любовью прошептал он.

Он вышел на цыпочках и осторожно закрыл дверь. На улице его встретил холодный ветер. Он посмотрел вверх и увидел мерцающие звезды. «Завтра я увижу глаза Пины!» — сказал он одной из них. Внизу, там, где отражались месяц и звезды, вода казалась серебряным одеялом, накрывшим погруженную в сон деревню.

Даниэль тяжело дышал, когда добрался до лодки. Перевернул ее, положил в нее костыли, удочку и банку с наживкой. Лодка, когда он толкнул ее, медленно сдвинулась с места. Даниэль тяжело ловил ртом воздух, ему было жарко, хотя ночь была холодной.

Он приблизился к воде и вдруг, поскользнувшись, упал в реку. Лодка перевернулась и начала медленно погружаться. Даниэль пытался достать дно, но не нащупал ногой ни земли, ни камня, на который можно было бы наступить. Еще удерживаясь на воде, почувствовал, что его сносит сильное течение. Он попытался грести руками. «Не бойся! Ты умеешь плавать! Плыви, плыви! — говорил он себе. — Греби!» Но течение было сильным, и его относило от берега. «Плыть, плыть, надо плыть!» Потом он почувствовал, что не может пошевелить ногой — ее свело судорогой. Он чуть не вскрикнул от боли. Начал еще сильнее грести руками. «Греби же, греби! Ты не должен умереть! Ты нужен своей семье!» Но течение было очень быстрым, а он уже совсем выбился из сил…

В последнюю секунду, прежде чем вода поглотила его, Даниэль услышал свой отчаянный крик:

— Я не хочу умирать! Я еще нужен моей семье!!!

Прошло три дня. Труп Даниэля всплыл ниже по реке. И снова пошли разговоры:

— Я вам говорила, тот удав, которого я видела, — дурная примета.

— Сбывается предсказание дедушки Гудонга!

— Вороны и воющие собаки тоже не к добру!

Староста Лукас втайне радовался. Теперь ему некого бояться, и он быстренько отыщет возможность присоединить к своей земле надел семьи Даниэля.

Только Пина еще не знала, как сказать детям о грозе, которая разразилась над ними…

ИСТОРИЯ САПАПГ-БАТО

Перевод Е. Фроловой

Крестьяне Сапанг-Палай разгневаны. Их рис, который оставалось только собрать, был уничтожен бульдозерами по приказу тех, кто руководил переселением мелких землевладельцев из Манилы. Крестьяне просили дать им возможность собрать урожай, но их не услышали. Когда-то их тоже изгнали из Манилы, заставив перебраться в Сапанг-Палай. Сейчас они снова стали жертвами произвола.

Теодоро Валенсия, «За чашкой кофе».

«Филиппинз дейли экспресс», 3. XII.

1975

Так вы, оказывается, писатель? Будете писать о Доме престарелых? Это хорошо.

Я — Минда, секретарь миссис Симплисио, администратора Дома престарелых. Извините, ее нет, она на конференции. Я сама могу показать вам все что надо.

Вы знаете, о Доме престарелых уже много написано. Сюда часто приезжают журналисты, спрашивают, что и как, фотографируют. Бывают и простые посетители, с ними я становлюсь гидом. Вот примерно что я делаю, когда приезжают такие, как вы, «туристы».

Еще в конторе я кое-что рассказываю. Например: Дом престарелых является государственным учреждением. Его бюджет очень мал, поэтому мы и не надеемся, что сможем обеспечить престарелых всем необходимым. Но мы рассчитываем на денежную помощь благотворителей.

Поскольку сам Дом престарелых и наш бюджет малы, мы можем принимать только сто человек. Кроме того, мы не занимаем всех мест, потому что часть из них резервируется для больных. При этом сюда принимают только тех, кому уже больше шестидесяти лет. Каждое заявление вначале внимательно изучается, чтобы установить, действительно ли податель его имеет право пользоваться услугами Дома престарелых.

Из здания конторы, повернув налево у флагштока, мы приходим к лазарету, и я говорю: «В Доме престарелых существует разделение на сильных и слабых, здоровых и больных, людей с нормальной и расстроенной психикой. Здесь, в лазарете, находятся больные, слабые и те, у кого психика не в порядке».

В лазарете «туристы» могут увидеть пациентов, с которыми безжалостная старость обошлась по-разному: здравый ум, но искалеченное тело; больное сознание, но еще здоровое тело, и, наконец, тех, кто болен серьезнее всех — искалеченное тело и больное сознание. Всем им предоставлено персональное обслуживание. Здесь находятся люди, источенные глубокой старостью, похожие на груду тряпья. Некоторые лежат, некоторые сидят на полу или кроватях. Одни спокойны и равнодушны, другие кричат, плачут или разговаривают сами с собой. Вы можете смотреть на них, но они ни на кого не обращают внимания. Каждый из них как бы сидит в собственной клетке.

А чтобы «туристов» не очень расстраивало это зрелище, я объясняю: «Здесь, в Доме престарелых, нет людей, страдающих опасными болезнями или сумасшедших. Когда появляются инфекционные больные, их направляют в государственную больницу, а когда сумасшедшие — в психиатрическую лечебницу. Мы не хотим подвергать опасности других престарелых».

Если кто-то из стариков умирает, мы не хороним их здесь, а отдаем тело родственникам. Если родственников нет, тело отправляют в морг больницы. Между Домом престарелых и больницей имеется договоренность, что труп не будут трогать в течение пяти месяцев. Мы не можем быть уверены в том, что в один прекрасный день родственники совершенно неожиданно не объявятся. Но по прошествии пяти месяцев, если тело никто не забрал, оно, как говорит миссис Симплисио, «переходит на службу науке».