Современная филиппинская новелла (60-70 годы) - [140]
— Да что ты, дедушка! У нас сейчас 1890 год. Какие еще могут быть ведьмы!
— О-хо-хо, мой юный Вольтер! А что, если я расскажу тебе, как видел ведьму собственными глазами?
— Ты? Где?
— Вот в этой самой зале и в этом самом зеркале, — отвечал старик, и его игривый голос стал вдруг суровым.
— А когда, дедушка?
— Да не так давно. Когда я был чуть постарше тебя… О, я был глупым, тщеславным парнем, ничего не понимал, и, хотя чувствовал себя прескверно в ту ночь, мне не хотелось ложиться спать, и я не смог пройти мимо этой двери, не заглянув в нее, хотя я и не помышлял задерживаться перед зеркалом, потому что вид у меня был тогда — краше в гроб кладут. Но, когда я сунул голову в дверь, в зеркале я увидел…
— Ведьму?
— Вот именно!
— И она заколдовала тебя, дедушка?
— Она околдовала меня, она мучила меня. Она сожрала мое сердце и выпила всю мою кровь, — с неподдельной горечью в голосе отвечал внуку старик.
— Бедный мой дедушка! А почему ты никогда не рассказывал мне об этом? Она была очень страшная?
— Страшная? Мой бог, она была красива, я никогда не встречал более красивого существа, чем та, которую увидел в ту ночь! Глаза ее были чем-то похожи на твои, волосы — что вороново крыло, черные-черные, а обнаженные плечи блестели, как золотые. Боже мой, как она была обворожительна! Но я должен был знать, я должен был знать, что это за мрачная, губительная натура!
Немного помолчали. Потом мальчик спросил тихо:
— И что это за такое ужасное зеркало, дедушка?
— А при чем тут зеркало?
— Ну, как же, ты видел в нем ведьму. А мама рассказывала мне, что ей говорила ее мама, моя бабушка, как она однажды видела в этом зеркале дьявола. Может быть, она и умерла от испуга?
Дон Бадой встрепенулся от неожиданности. На какой-то миг он совершенно позабыл, что она действительно уже умерла, что она скончалась, бедная Агуэда; что они наконец успокоились оба, что ее усталое тело ушло на отдых, освободилось теперь от его гнусных выходок, от западни, в которую она попала в майскую ночь, от силков, которые расставляет лето, от ужасных серебряных цепей лунного света. Она превратилась под конец просто в кипу седых волос и груду костей — увядшая, вечно хнычущая, страдающая от чахотки, то и дело бранящаяся, с глазами похожими на горячие уголья и землистым лицом… А теперь — ничего, ничего не осталось от нее, только имя на камне, только камень на кладбище — и больше ничего, совсем ничего не осталось от молодой девушки, вспыхнувшей так ярко, так живо в этом зеркале однажды бурной майской ночью много-много лет тому назад.
И ему вспомнилось, как жалобно она зарыдала, вспомнилось, как больно укусила его за палец и в миг улетела, как он пел тут в темной зале, один посреди ночи, впервые ощутив, что такое любовь… И такая грусть охватила его вдруг, и так стало тяжело на душе, что он не смог сдержать невольных слез, хотя и стыдился присутствия мальчика. Отправив внука спать, он подошел к окну, отворил створки и огляделся. Он смотрел на грязные, вонючие, едва освещенные средневековые улицы, по которым вдруг с грохотом пронесется запоздалый экипаж, подскакивая на булыжной мостовой, по обе стороны которой о чем-то шепчутся слепые темные дома, смотрел на черепичные крыши, неясно проступающие во тьме, словно зловещие шахматные доски, на фоне бурного неба, покрытого обрывками мрачных облаков, сквозь которые осторожно крадется чертовски старая луна, а ветер жутковато завывает, свистит, пахнет морем и летними садами, навевает невыносимые воспоминания о том мае, той майской ночи, старой-старой любви старого человека, роняющего сейчас слезы у окна. Да, согбенный старик горько плачет во тьме у окна, слезы стекают по его щекам, ветер шевелит его посеребренные сединой волосы, и одну руку он прижимает ко рту… А с улицы доносится постукивание по булыжнику тяжелых сапог стражника, позвякивание его фонаря, притороченного к поясу, и мощное эхо его раскатистого голоса разносит в ночи: «Guardia sereno-o-o! A las Doce Han Dado-o-o!»
Справки об авторах
Абуэг, Эфрен Рейес (род. в 1937 г.) — известный тагалоязычный прозаик: новеллист, романист, литературный критик и публицист. Получил филологическое образование в Университете им. М. Кесона. Писать начал еще студентом в 1954 г.; в 1959 г. был удостоен престижной премии им. К. Паланки, которой впоследствии награждался неоднократно. В середине 60-х годов возглавлял литературную группу КАДИПАН («Объединение Книги, Вдохновения и Пера»), сплотившую с 1950 г. литераторов, пишущих на тагальском языке. Ныне профессор Манильского университета, часто выступает в столичной периодике. Лауреат почти всех национальных премий в области тагальской прозы. Один из составителей антологии современной тагальской новеллы «Струи в пустыне» (Манила, 1964). На русском языке публиковался его рассказ «Ночь в Маантоке» («Рассказы филиппинских писателей» — М., Прогресс, 1969).
Арсельяна, Франсиско (род. в 1915 г. в Маниле) — один из крупнейших англоязычных писателей, критик, журналист и редактор. В 1939 г. окончил Университет Филиппин, образование историко-филологическое. Участник движения филиппинского Сопротивления. После войны был доцентом университета, издавал и редактировал ряд литературно-художественных журналов. Автор более ста рассказов. Оказал существенное влияние на развитие филиппинской англоязычной новеллы. Лучшие произведения, удостоенные различных премий, вошли в книгу «Избранные рассказы» (1965). На русском языке публиковался его «Рассказ о любви» («Пульс земли» — М., Художественная литература, 1973).
