Современная деловая риторика - [59]
2. Специфика слушателей представлена категорией «страсти». Это значит, что аудитория должна захотеть услышать предлагаемое оратором содержание, иначе все усилия пропадут даром. Этого можно добиться только одним способом: показать, как то, что мы сообщаем, лично касается людей, поможет им разрешить какую-нибудь насущную проблему. При этом необходимо учитывать в речи ценности слушателей и не посягать на них. Напротив, оратор обязан реалистично оценивать ценности аудитории и опираться на них в речи. Так атеист, обращаясь к верующим, ссылается на Писание. Для самого оратора сказанное в Библии не является истиной, но помогает найти общий язык с аудиторией. Особенно это важно в конфликтной аудитории. Правомерность применения таких доводов признается даже логикой. [см.: 84, 37] Поэтому явной неудачей выглядел фрагмент выступления на митинге противника правительства, когда он, осуждая рост инфляции и дороговизну, сослался на свой опыт: он сегодня ехал на работу на такси, и водитель запросил с него в десять раз больше, чем в прошлом году. Рассказ не вызвал ответной реакции: видимо, на митинге было слишком мало людей, позволяющих себе ездить на работу в такси.
3. Речь представлена у Аристотеля категорией «аргументы». Причем важно напомнить, что в риторическом произведении нельзя ограничиваться только логическими аргументами, они обязательно должны быть соединены с топосами, органически связанными с тезисом.
Вместе с тем, в практике нашей общественной жизни часто используется такой спекулятивный прием: соединять то, что является бесспорным топосом со спорной мыслью, необходимой для оратора, хотя на деле они совершенно не связаны. Именно по этому методу было построено подавляющее большинство формулировок референдумов советского времени типа "Желаете ли вы жить в свободном демократическом государстве вне пределов СССР". Здесь бесспорный топос (мы желаем жить в свободном демократическом государстве) искусственно соединен со спорной, навязываемой мыслью (наша республика должна выйти из Союза).
Этот прием очень распространен в публичных речах. Ср., например, как очевидный для той аудитории топос "народ не ошибается, народ выбрал в депутаты лучших представителей" притягивается искусственно к обоснованию спорной мысли: выборы в Верховный Совет СССР должны проходить не путем общего голосования депутатов, а по республиканским делегациям.
Товарищи, я считаю, во-первых, что нам все-таки нужно приблизиться к процедуре выборов в Верховный Совет, прежде всего избрать его. И то, что произошло выдвижение каждой делегацией своих кандидатов, так это не говорит о каком-то разделении по регионам, о создании каких-то удельных княжеств. Речь идет о том, что мы, прошедшие с вами через процедуру этих первых, поистине демократических выборов, получили величайшее доверие нашего народа. Народ выдвигал и выбирал только тех, кого он знает. В данном случае эту процедуру мы закрепляем и при выборе нашего Верховного Совета. Ну скажите, как я могу голосовать за Литву? Я выберу там, допустим, знаменитого киноактера Адомайтиса, в Латвии — Паулса, в Москве — Ельцина и Федорова. А остальных в общем-то со спокойной совестью могу зачеркнуть, для примера. Какое я имею право? Поэтому каждая делегация, обсуждая кандидатов в Верховный Совет, делала то, что делал наш народ при выборах, — выдвигала тех, кого знает. (В.А. Гиро)
Привлечение далекого по смыслу топоса может сочетаться с обширным набором других спекулятивных средств внушения. Ср., например, из дискуссии на IV Съезде народных депутатов РСФСР:
С.М. Шахрай: Здесь предлагают записать в Конституцию РСФСР, что Москва является и столицей СССР. Но в Союз входят и другие республики. Мы не можем им навязывать свою волю. Статус столицы СССР должен определяться союзным договором и Конституцией СССР. Мы в этом законе говорим только о статусе Москвы как столицы Российской Федерации. А также обязуемся выполнять законы СССР.
Ю.М. Слободкин: Авторы проекта по существу хотят передать город Москву полностью в юрисдикцию российских законодателей. Союз СССР остается без столицы. У нас есть Конституция Союза СССР, где записано, что Москва является одновременно и столицей СССР. Союз ССР вы, конечно, можете лишить столицы, это пожалуйста — вольному воля. Перенести столицу Союза ССР, невзирая на то, что за сохранение Союза проголосовало 80 % избирателей, можно в Урюпинск или в Кыштым. Это хорошие города. Это ваше дело. Но будет ли это способствовать сохранению мира в нашей стране? А я вам говорю, что если будет принята поправка в редакции законодателей, возникнет новый очаг напряженности и войны, психологической и всякой.
Здесь в небольшом выступлении Ю.М. Слободкина можно видеть обширный набор средств внушения, употребленных в спекулятивной форме. Во-первых, необходимо указать на весьма распространенный прием: приписывание оппоненту крамольных мыслей, а потом шумное их опровержение. Ведь обсуждается только вопрос о том, нужно ли в Конституции РСФСР записать, что Москва является столицей не только РСФСР, но и СССР. Как видно из выступления С.М. Шахрая, комиссия считает, что вопрос о столице СССР должен решать союзный парламент, а РСФСР обязуется выполнить его волю, т. е. Российский парламент решает вопрос о своей столице, союзный — о своей, и они не вмешиваются в дела друг друга. Однако Ю.М. Слободкин представляет дело в совершенно искаженном свете, приписывая комиссии намерение отказать Союзу в праве считать Москву своей столицей, намерение лишить Союз столицы.
В молодости Пастернак проявлял глубокий интерес к философии, и, в частности, к неокантианству. Книга Елены Глазовой – первое всеобъемлющее исследование, посвященное влиянию этих занятий на раннюю прозу писателя. Автор смело пересматривает идею Р. Якобсона о преобладающей метонимичности Пастернака и показывает, как, отражая философские знания писателя, метафоры образуют семантическую сеть его прозы – это проявляется в тщательном построении образов времени и пространства, света и мрака, предельного и беспредельного.
Подготовленная к 135-летнему юбилею Андрея Белого книга М.А. Самариной посвящена анализу философских основ и художественных открытий романов Андрея Белого «Серебряный голубь», «Петербург» и «Котик Летаев». В книге рассматривается постепенно формирующаяся у писателя новая концепция человека, ко времени создания последнего из названных произведений приобретшая четкие антропософские черты, и, в понимании А. Белого, тесно связанная с ней проблема будущего России, вопрос о судьбе которой в пору создания этих романов стоял как никогда остро.
Книга историка Джудит Фландерс посвящена тому, как алфавит упорядочил мир вокруг нас: сочетая в себе черты академического исследования и увлекательной беллетристики, она рассказывает о способах организации наших представлений об окружающей реальности при помощи различных символических систем, так или иначе связанных с алфавитом. Читателю предстоит совершить настоящее путешествие от истоков человеческой цивилизации до XXI века, чтобы узнать, как благодаря таким людям, как Сэмюэль Пипс или Дени Дидро, сформировались умения запечатлевать информацию и систематизировать накопленные знания с помощью порядка, в котором расставлены буквы человеческой письменности.
Стоит ли верить расхожему тезису о том, что в дворянской среде в России XVIII–XIX века французский язык превалировал над русским? Какую роль двуязычие и бикультурализм элит играли в процессе национального самоопределения? И как эта особенность дворянского быта повлияла на формирование российского общества? Чтобы найти ответы на эти вопросы, авторы книги используют инструменты социальной и культурной истории, а также исторической социолингвистики. Результатом их коллективного труда стала книга, которая предлагает читателю наиболее полное исследование использования французского языка социальной элитой Российской империи в XVIII и XIX веках.
У этой книги интересная история. Когда-то я работал в самом главном нашем университете на кафедре истории русской литературы лаборантом. Это была бестолковая работа, не сказать, чтобы трудная, но суетливая и многообразная. И методички печатать, и протоколы заседания кафедры, и конференции готовить и много чего еще. В то время встречались еще профессора, которые, когда дискетка не вставлялась в комп добровольно, вбивали ее туда словарем Даля. Так что порой приходилось работать просто "машинистом". Вечерами, чтобы оторваться, я писал "Университетские истории", которые в первой версии назывались "Маразматические истории" и были жанром сильно похожи на известные истории Хармса.
Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.