Совместный исход, 1983 - [9]

Вот простая штука: «Под чужим флагом» Ленина. 1914 год, том 26. Вещь, изучавшаяся в студенчестве, в аспирантуре, в бытность преподавателем в МГУ, потом несколько раз к ней обращался. А сейчас она вновь читается как актуальнейшая и умнейшая, вдохновляющая, притом полностью забытая (даже в прежнем своем освоении).

Звонили с работы - досадная недоделка в записке по МКД, которая в пятницу была разослана по Секретариату - забыли про японскую компартию среди оппортунистических. Б.Н. ночью об этом вспомнил, с утра вызвал Балмашнова на ковер и потом Жилина, так как меня не было.

Недоделка моя состоит и в том, что я не показал предварительно проект этой записки всем замам, а это ведь общеотдельский вопрос.

22 мая 83 г.

На неделе главное событие - обсуждение на Секретариате нашей записки о состоянии МКД. Необычное: всех удалили, остались, кроме Секретарей, я , Рахманин, Замятин, Стукалин и Лукьянов, Боголюбов.

Вел Черненко после полутора месячного перерыва. Б.Н.’у дали слово. Помимо наших, подготовленных для этой цели двух страниц, он нес минут 20 бодягу на своем косноязычном наречии. «Ставил задачи», явно взяв из какого-то своего старого публичного доклада нудное «учение» об МКД (как потом выяснилось, помощник Вершинин ему извлек этот текст). Звучало очень смешно и неуместно: секретарям ЦК читал вульгарную лекцию. Мне было очень стыдно: кое-кто поглядывал в мою строну, полагая, что это «моя работа».

И по содержанию, и политически была белиберда: вспомнил Листера (республиканский генерал в Испании 1936-38 гг.), причем дал ему оценку совсем не ту, какая у нас официально утвердилась лет 10 назад. Чувствовалось, что он «пригибается», подлаживается под уровень понимания «своих коллег», которых он считает полными профанами в своем деле и способными мыслить только категориями (в отношении лидеров КП) - «наш человек», «не наш человек».

Но он явно недооценил «своих коллег». Кое-что они знают, и у них, как оказалось, из выступлений и замечаний, есть собственное мнение, кстати, более объективное и реалистическое, чем хотел представить Пономарев в своем докладе и чем это изображено (под его давлением) в записке.

Все отметили важность проблемы. Все обратили внимание на то, что ЦК не имел такой широкой панорамы больше 10 лет (фактически со времен Совещания 1969 года). Отрывочная же информация и частные решения по тем или иным партиям (делегации на съезды, приветствия, встречи здесь с приезжающими, шифровки послов) - не дают цельной картины и за множеством повседневных дел у каждого, далекого от МКД, забываются.

Однако! Анализ, данный в записке, призван завышенным. Долгих сказал: «слишком оптимистические». Капитонов присоединился к этому термину (хотя, помнится, когда мы с ним ездили на съезд Швейцарской компартии в 1980 году, он решительно воспротивился моей попытке сообщить в Москву действительно реалистический анализ). И это правильно!

Думаю, что в таком подходе оказался общий дух андроповской эры (реализм и правда), но также и все более критическое отношение к Пономареву. Он и тут выглядел жалко в своих попытках примитивизировать ситуацию, увести от серьезных выводов, помешать посмотреть фактам в лицо.

Да и вообще глядят они на него (хотя и с внешним почтением к сединам), как на анахронизм, иронически - к его потугам изображать из себя теоретика, крупного деятеля, пренебрежительно к его тщеславной активности и стремлению лезть на каждую трибуну, по каждому юбилею, то и дело соваться со своими дидактическими статьями и дешевой пропагандой в большую политику.

Дали две недели на доработку, причем сделать надо не только обновленную записку, но и развернутое постановление Политбюро об МКД. И опять же щелчок по носу (Б.Н. сам это фигурально показал пальцами, когда я ему рассказал какое именно решение Секретариата было выпущено) - а именно: поручить Пономареву, Зимянину, Русакову, Замятину и Стукалину отработать в соответствии с обсуждением.

То есть выражено косвенное недоверие в состоятельности Б.Н. дать для ПБ «соответствующий» проект.

По этому поводу он опять стал ворчать на меня: не надо было ввязываться в это дело, предлагать в план Секретариата этот вопрос. По принципу, значит: лежит говно и пусть, не трогай, тронешь - завоняет!

Ничего его не заботит, лишь бы досидеть в кресле и удовлетворять по возможности свое старческое тщеславие.

Кстати, в пятницу состоялся отвратительный разговор «в этом разрезе».

- Вы, говорит, слыхали, что решено не мне выступать на 80-летии КПСС, и даже статью в ПМС (чисто наше дело - международная роль нашей партии, наш журнал, наша проблема, просьба редакции, чтобы имено я был автором) поручили Капитонову.

- Знаю, слыхал.

- Так что вы думаете, - примириться или попробовать что-нибудь.

Пожимаю плечами.

- А вы не могли бы поговорить с Александровым? Так, невзначай, не специально, и не здесь, конечно, в ЦК, и не по телефону. На даче, например, в воскресенье.

- Но ведь я живу в другом дачном поселке, в Успенке, а он в Усово.

- Разве? - притворяется он.

- Но кто из наших там живет. А! Брутенц.

- Я могу его попросить.

- Сделайте. Но предупредите, чтоб осторожно, ненароком будто. А то ведь, смотрите, - 20 лет студенты учатся по моему учебнику (История КПСС). Это больше «Краткого курса», хотя за ним вон какая фигура, да и тот просуществовал