Совместный исход, 1975 - [10]

18 мая 75 г.

Вечером был у Б.Н.'а. Рассказал ему про Брауна, про Престеса, про Арисменди, про помощника Куньяла. Насторожил его насчет возможного срыва латиноамериканской конференции.

Он в свою очередь рассказал мне про беседы с Грличковым (СКЮ) насчет конференции компартий Европы. «Сказали ли югославы, наконец, чего они хотят и чего боятся?» - спросил я. «Говорили то же самое, что мы у них уже читали, - ответил Б.Н. - Не хотят, чтоб документ был обязательным. Я спросил тогда: А вы что хотите так и записать - документ, мол, не обязателен? Смеются. Все понимают, что это глупо. Не хотят никаких коллективных действий: это, мол, восстановление центра.

Я: Но ведь даже в Совете мира принимают коллективные решения и договариваются об организации совместных действий.

Б. Н.: Соглашаются и тем не менее. Не хотят подвергать опасности свой статут неприсоединения. И, кстати, изложили классификацию партий по 4 группам: партии у власти и входящие в блок; партии не у власти, но влиятельные; партии не у власти и не влиятельные; партии (партия СКЮ) у власти и вне блоков.

Было, - говорит Б.Н., - у них и резонное соображение. Нельзя, мол, допускать, чтобы эта конференция компартий нанесла вред нашей государственной внешней политике. Я (Пономарев) поддержал эту идею. И в самом деле: Женевская конференция вновь смещается. Раньше осени ее не провести. И мы свою теперь должны проводить осенью, так как там съезд поджимает. Значит. Сразу же после государственной конференции собираются коммунисты и, либо по существу противопоставляют себя Женеве-Хельсинки, как того хотят французы, либо тащатся в хвосте у государственной конференции, как того хотят югославы.

И вновь Б.Н. понес на чем свет стоит тот день, когда согласились на конференцию компартий, и тех людей, которые эту идею подхватили. (Итальянцы-де сами теперь локти кусают - зачем они вылезли с этой инициативой).

Ничего, кроме демонстрации расширяющейся дистанции и углубляющихся различий между компартиями конференция (уже ее подготовка) не приносит. ФКП с каждым днем заводится все больше. Марше в недавнем интервью заявил: «Мы не менее независимы, чем ИКП. И если документ нам не подойдет, мы его не подпишем».

А «Юманите» пояснила: разногласия и споры в Рабочей группе идут между теми, кто хочет «обелить империализм» и теми, кто считает, что мир может быть завоеван через борьбу против империализма и победу над ним в каждой капиталистической стране. По тону и фразеологии статья явно принадлежит Канапе («некоторые уже имеют социализм и хотят мира, мы тоже хотим мира, но мы хотим и социализма».)

А мы. Мы чего хотим и что можем?

Ведь ситуация вверху такая, что дилемму, которая ясна всем компартиям, ясна нам - специалистам международникам, ясна Пономареву, Катушеву., не могут даже обсудить на ПБ. Потому, что сама постановка такого вопроса большинству его состава не понятна и покажется «неправильной». Ведь будут искать не «что делать?», а «кто виноват?» и «как допустили?», если, например, Б.Н. осмелится поднять этот вопрос. А поднять он его не может, потому что «нельзя обременять подобными глупостями» Генерального, которому определен «щадящий режим» (как, впрочем, и Суслову) и который после торжеств 8-9 мая опять удалился от дел. И по этому случаю отменен (или отложен), намеченный на 14 мая визит Брандта (а пресса-то на Западе шумит - гадает, что бы это значило, не меняет ли Москва своего внешнеполитического курса, не переборщили ли ФРГ в своих играх с Западным Берлином, не срываются ли советско-германские экономические отношения и т.д.).

Ох, Россия матушка! Ох, mass media! - куда вам со своими утонченными инструментами разобраться в наших мотивах и причинах!

24 мая 75 г.

В четверг в 6 часов, к концу рабочего дня Вершинин принес мне «Особую папку» и еще одну, толстую, явно какую-то рукопись. Сказал: Б.Н. просит тебя ознакомиться, но только сегодня, на ночь ее надо обязательно вернуть. У меня сидел Дилигенский - дела по многотомнику «Рабочее движение», а также о книжке Перегудова по лейбористам, которую издательство боится издавать и проч.

Он ушел, я раскрыл «Особую папку».

Записка двух отделов (Пропаганды и Оргпартотдела) по поводу записки в ЦК Андропова «Об антипартийной деятельности Л. Карпинского, Глотова и Клямкина». Л. Карпинский - сын знаменитого старого большевика, который после XX съезда и до своей смерти года два-три назад, когда ему было уже лет под 100, непременно занимал места в президиуме Дворца Съездов по большим праздникам, по случаю съездов партии и т.п. Лен Карпинский (имя от «Ленин») был до 1962 года секретарем ЦК ВЛКСМ, потом зав. отделом «Правды», потом его вытурили за совместную с Бурлацким статью в «Комсомолке» о том, как московские культорганы задушили одну из очередных пьес на Таганке (тогда и Бурлацкий полетел из «Правды»), потом вроде долго болел печенью или кровью, потом устроился на какую-то мелкую должность в издательстве «Прогресс».

Я его знал немного, как-то виделись раза два в театре на Таганке, потом однажды оказались рядом в троллейбусе. Раза два он внезапно заходил ко мне на работу, приносил списки иностранных книг, из которых мы, Международный отдел, должны были выбрать нужное, а они, «Прогресс», тогда уже будут переводить на русский для «особого списка». Из разговоров с ним я вывел только одно: это мягкий, очень интеллигентный и вместе с тем простой, контактный человек, симпатичный и отзывчивый в общении. С ним очень легко сходиться. Он держался со мной на «ты» и так, будто мы чуть ли не друзья детства. Никаких «таких» своих взглядов и идей он при мне и мне никогда не высказывал. Но вид у него был всегда печальный и угнетенный, на всем его старо-русско-московском интеллигентном облике лежала печать «мировой скорби». Большие глаза, тонкий с горбинкой нос, узкий овал, красивый правильный рот, черные волосы, костлявый, плечистый, сутуловатый и узкогрудый. Лет под 30 с небольшим.