Совместные действия флота и армии под Порт-Артуром - [43]

5 — 15-см орудий Канэ.

21 — 87-мм полевых пушки.

2 — 75-мм полевых пушки.

1 — 64-мм морское орудие.

5 — 57-мм скорострельных пушек.

2 — 47-мм скорострельных пушки.

16 — 37-мм скорострельных пушек.

4 — пулемета Максима.

4. Укрепление восточного Chi-kuan-shan'a (форт № 2) несомненно было самым солидным в оборонительной линии из числа укреплений долговременного типа. Крепкий бруствер толщиной в 12 метров был выстроен из крепкого известняка. Внешний ров — глубиной в 5―6 метров, шириной вверху в 10 метров. Его контр-эскарп, имея бетонные казематы, спускался отвесно и был обложен камнем. Контр-эскарп фронта имел углообразную форму и с обеих сторон имел по каземату. Линия огня фронта была направлена на SW-ые высоты Sung-tou. Профиль — пятиугольный редут. Длина линии огня по фронту и обеим флангам 180 метров. Длина горловой части почти 60 метров. Артиллерия его хотя и менялась по временам, но в общем была следующая:

6 — 87-мм полевых пушек Круппа.

2 — 75-мм полевых пушки Круппа.

2 — 57-мм скорострельных орудия.

2 — 47-мм скорострельных орудия.

2 — 37-мм скорострельных орудия.

3 — 37-мм пулемета.

2 — пулемета Максима.

5. Батарея восточного Chi-kuan-shan'a (Кей-ка-зан) была вооружена орудиями Канэ, имела бетонный бруствер и временно построенные пехотные окопы. Хотя перед сдачей крепости неприятель сам взорвал эту батарею и, таким образом, нельзя было узнать подробности, но, по-видимому, на ней стояло 4 — 15-см орудия Канэ и 45 — 87-мм полевых пушек. Чтобы заполнить промежутки между вышеуказанными долговременными укреплениями были построены укрепления — Р, Хаккан-сан (Po-chuan-shan), укрепления Q и Кобу-Яма (Риу-зан) (Liu-shan) и, хотя они были временного типа, но благодаря поддержке окружающих соседних укреплений, атака на них была затруднительна и они не уступали долговременным укреплениям.

Примечание 2. В записках генерал-майора Костенко описывается следующее:

"Поздно вечером 7 сентября, после продолжительной адской канонады, была брошена стрелками также Длинная гора с ее тремя орудиями. Рассказывают, что она была оставлена при таких обстоятельствах: когда стрелки сидели в окопах и стреляли по штурмующим колоннам, то около 40 японцев, подкравшись незаметно к стрелкам, крикнули на русском языке: "Японцы идут! Спасайтесь!" Стрелки, как сумасшедшие, бросились из окопов и убежали; только комендант горы и его вестовой остались верными своему долгу, не ушли с горы, на которой и были убиты. Генерал же С… передавал мне, что стрелки сами по себе оставили гору, будучи осыпаемыми шрапнелью.

Заняв Длинную, японцы 8 сентября буквально окружили и соседнюю с ней Высокую гору, на которой даже заняли часть окопов, подобравшись почти к середине высоты ее. Положение становилось опасным, так как эта гора была командующей над остальными и с вершины ее, как на ладони, был виден Новый город и бухта.

К счастью, гора эта была отбита 9 сентября и окончательно в ночь на 10-е. Дело было так: утром 9 сентября генерал Смирнов, несмотря на массированный огонь по форту № 4, отправился на последний с целью осмотреть и приспособить его к наилучшему обстрелу Высокой, которая на три четверти была уже в руках японцев и только на вершине ее оставался наш маленький гарнизон. Около часа дня начальник охотничьей команды поручик 28-го полка Ерофеев увидел с занимаемой им высоты, что японцы, около 3-х батальонов, незаметно сосредоточиваются в лощине, как видно для решительного штурма Высокой, о чем и доложил генералу Смирнову. Последний приказал начальнику участка полковнику Ирману немедленно вызвать взвод полевой артиллерии и обстрелять лощину. Около четырех часов выехал с взводом поручик Ясенский и открыл шрапнелью такой губительный огонь, что японцы в испуге бросились в рассыпную и выбежали на отроги гор с которых стали видимой целью для крепостной артиллерии, немедленно открывшей по ним также огонь. Благодаря такой неожиданной случайности, батальоны эти почти были уничтожены в самый короткий срок. После этого, Ясенский перенес свой огонь на нижние окопы Высокой, занятые японцами, которые принуждены были оставить их; изгнание же из средних окопов произошло ночью.

В этих окопах японцы устроились очень надежно, переместив в них несколько пулеметов и орудие. Они так близко находились от окопов наших стрелков, что последние переговаривались даже с ними, шутили, перебрасывались камнями, бранились и мирились. Рассказывают, что один из наших офицеров, налив в серебряный стакан водки и постучав им о камень, крикнул: "Японцы! Мы, русские, пьем за вашу лихую храбрость и отвагу!" На это снизу послышался ответ на русском языке: "Да и мы выпили бы за ваше мужество и храбрость, да водки нет!" Ответ этот так понравился нашим солдатам, что офицер хотел скатить им бутылку водки, завернув ее в платок, но в виду возможных обвинений в недозволенных переговорах с неприятелем, отказался от этой мысли. Однако, несмотря на такое милое соседство, близость японцев была очень опасна, так как с падением Высокой грозила опасность прорыва в крепость, почему все усилия были направлены к тому, чтобы выгнать оттуда японцев. Часть этой работы и самая важная, благодаря распорядительности только генерала Смирнова, как я описал выше, была исполнена днем, остальное докончено ночью и произошло так. При атаке еще Зеленых гор, Юпилазы и Куинсана, японцы с успехом применяли ручные пироксилиновые шашки, которые бросали в лицо нашим стрелкам при столкновении в штыки; разрываясь, шашки производили потрясающее действие на стрелков, так как сжигали на них одежду, жарили тело и рвали его на куски. К времени изгнания японцев с Высокой, лейтенант Подгурский заготовил пироксилиновые мины весом в 18 фунтов, которые и были впервые применены на этой горе. В ночь на 10-е сентября, около 12 часов, наши стрелки, в том числе и лейтенант Подгурский, бывший в числе защитников Высокой, начали шутить с японцами и бросать в них камнями; те, в свою очередь отвечали тем же. Наконец, с нашей стороны полетели камни уже большего веса, а потом лейтенант Подгурский скатил к ним свою мину, которая произвела поразительный эффект: взрыв ее до того был сильный, что моментально обрушился блиндаж на сидевших там японцев и придушил их; образовавшееся же громадное пламя охватило соседних к блиндажу людей, шелковая одежда на которых моментально вспыхнула, и они, как безумные, начали бросаться в стороны, давить друг друга и сообщать от себя огонь остальным; некоторые бросились вниз под гору, но забыв о существовании там проволочных сетей, путались в них, падали друг на друга и образовывали горящие костры из тел; в это же время стрелки открыли по ним самый адский губительный огонь, поддержанный подошедшим резервом. Поддержать атакованных спешили японские полки, которые, будучи встречены таким же губительным огнем, пироксилиновыми шашками и минами, шли, бежали, лезли и карабкались по скалам, тут же падали, горели, другие двигались по горе как горящие факелы; словом, получилась картина, которую трудно нарисовать даже в воображении: свист пуль и пулеметов, крики и стоны раненых, но еще более раздирающие душу вопли живых горящих факелов, которые метались по горе в различных направлениях, но все-таки добираясь до вершины ее, где и находили смерть, — представляла ночью, при освещении горы ракетами, настоящий ад. К четырем часам все окопы были очищены, а уцелевшая горсть японцев отступила к Голубиной бухте. Потери их доходили до 3―4 тысяч, истребленных почти в три часа; трупы их буквально лежали холмами на скатах Высокой и у ее подошвы".