Советы одинокого курильщика. Тринадцать рассказов про Татарникова - [11]

— Вы мне сразу понравились. Оставайтесь, покушайте еще. Крабов рекомендую.

— Да не любитель я средиземноморской кухни! — сказал Татарников. — Вот разве еще по одной. Огурчики там остались?

— Так яд же! — схватил я Татарникова за рукав.

— А будет вам! Что русскому здорово…

И он плеснул себе в стакан отравленной водки.

Путешествие из Москвы в Петербург

Татарников зашел ко мне вечером, часов так в восемь.

— Хотите в Ленинград прокатиться?

— В Санкт-Петербург? — уточнил я. — Так я там бывал.

— Называйте как хотите, через два часа еду на шикарном поезде, завтра вечером обратно. У меня днем доклад, — сказал Татарников.

Я давно слышал от соседа про питерскую конференцию, месяцев шесть назад заставили его написать тезисы, умеют историки растягивать удовольствие; все у них заранее расписано. Я корреспондент отдела криминальной хроники, мне и завтрашний-то день планировать не приходится.

Я поразился, что Сергей Ильич вообще куда бы то ни было едет, — выманить его из квартиры не представлялось возможным. Любую активность он считал суетой, публикации свои не продвигал и карьеру делать не желал. «Гомера вон тоже не печатали, — говорил он обычно, — а автор, между нами говоря, неплохой».

— Я уж лет десять на конференциях не бывал, — словно в оправдание своей суетливости заметил Татарников. — Просто тут тема такая интересная, всю жизнь ею занимаюсь. Не устоял.

Я понял, зачем он меня зовет. Ну, во-первых, ему было приятно показать мне, что он востребован, не вовсе мхом зарос. Во-вторых, он хотел мне сделать подарок — а при его бедности подарок сделать непросто. Здесь же все складывалось удачно: спонсором конференции выступала не Российская академия наук (у наших академиков денег все меньше, нефтью они не торгуют), а ирландский университет — они и закупили сразу целый купейный вагон. Причем и поезд особенный, так называемый «александровский», первый в России частный поезд.

Выяснилось, что в купе Татарникова есть одно свободное место — вот Сергей Ильич и поспешил меня облагодетельствовать. В Питер мне не хотелось, но и расстраивать соседа тоже.

— Ну и вообще, в купе приятно, соседи хорошие. Вот огурчиков взял, бутылочку, — застенчиво сказал Сергей Ильич. — Теперь все больше самолетами летают, а в поезде как хорошо! Поговорим вечерком, по рюмочке выпьем.

В конце концов, чем плохо? Я на подъем легкий, позвонил главному и сказал, что подготовлю репортаж «Путешествие из Москвы в Петербург», ничего идейка, а? Взял рубашку, бритву, носки — вот я и готов.

И действительно, отчалили в одиннадцать. Поезд был и впрямь хорош: названный в честь одного из российских императоров (которого именно, я историка спросить не решился: сначала высмеет, а потом начнет лекцию толкать). Спросить не спросил, но вскоре Сергей Ильич мне показал на портрет императора в золотой рамке. «Обратите внимание, — сказал, — поезд, оказывается, имени Александра Освободителя! Удивительно: я-то думал, они в честь Александра Первого назвали». Да, это вам был не общественный транспорт! В тамбуре никто не блевал, в бачке унитаза была вода, окна открывались, белье чистое — словом, необычный поезд. Мореным дубом обшитый вагон, бархатные занавески; проводники как на подбор: двухметровые красавцы с галунами, как в королевской гвардии, — рассказывают, зимой им собольи шапки выдают. С нашим проводником — Севой — я тут же и разговорился, взял коротенькое интервью. Раньше он работал на «Красной стреле», но переманили его из государственной компании в частную лавочку. «А платят как?» — «Могли бы и побольше, — сказал Сева с досадой. — Себе столько гребут, что в глазах темно!»

До трех ночи сидели мы с историками за бутылкой. Причем бутылка оказалась не одна, сосед наш, доцент Панин вынул коньячок, а доцент Волобуев, скупердяй, покряхтел и достал из кармана крохотный мерзавчик водки. Литровая бутылка Татарникова была главным угощением — а влив в себя еще и коньяк, я почувствовал, что норму свою выполнил. Повалился на нижнюю полку и тут же уснул, а они, видимо, еще часик посидели — в бутылке еще кое-что оставалось.

Проснулся часов в шесть утра, от голосов. Панин громко говорил, Сергей Ильич что-то с верхней полки обиженное талдычил. Рано прения у них начались, подумал. Однако дело тут было не в научных проблемах.

У Татарникова под утро пропали штаны. Захотел историк в туалет прошвырнуться — а штановто и нет. Происшествие вроде бы пустяковое, не убийство, не кража алмазов из Оружейной палаты. Однако без штанов жить неудобно, далеко не уйдешь. Татарников свесил тощие ноги с полки, беспомощно огляделся.

— Я их вот сюда повесил, — сказал печально и полез обратно под одеяло.

— Так наденьте другие, Сергей Ильич! — посоветовал ему доцент Панин, добрая душа.

— Нет у меня других штанов, — ответил Сергей Ильич.

— Как это? — не понял доцент. — С одной парой штанов живете?

— Дома еще одни штаны есть, а здесь нет.

— Как же это вы на конференцию с одной парой едете?

— А сколько штанов надо, чтобы доклад сделать? — злобно отозвался Татарников с верхней полки. — В одних штанах вступление читать, в других — основную часть? А на прения третьи брюки надевать, так, что ли? Извините, не обучен я среди дня штаны менять.