Советы молодому ученому - [7]

.

Ученый, который покинет науку, может сожалеть об этом до конца жизни – или может радоваться свободе; во втором случае он, пожалуй, поступит правильно, если уйдет, но любые сожаления с его стороны будут тем не менее оправданными: сразу несколько ученых признавались мне с восторженным умилением, насколько приятно, когда тебе платят, порой вполне достойно, за такую всепоглощающую и приносящую глубокое удовлетворение деятельность, как научные исследования.

3 Что нужно исследовать?

Старомодные ученые скажут, что всякий, кому взбрело на ум задаться подобным вопросом, ошибся с выбором профессии, но такое восприятие больше относится ко временам, когда выпускника университета считали заведомо пригодным для самостоятельных исследований. Сегодня же все обстоит иначе, и практическое обучение «на производстве» является, по существу, незыблемым правилом: молодой и подающий надежды специалист еще на студенческой скамье подыскивает себе опытного наставника и рассчитывает набраться полезных навыков, одновременно получая степень магистра или доктора философии. (Эта степень – своего рода иммиграционное свидетельство, признаваемое почти всеми академическими институциями мира.) Но даже при этом ему предстоит сделать выбор – прежде всего найти себе «патрона» и решить, чем заниматься после получения степени.

Сам я проделал необходимые шаги по получению степени доктора философии в Оксфорде, выдержал экзамены и был сочтен достойным того, чтобы заплатить достаточно крупную по тем временам сумму за докторскую степень и обрести заветные «корочки», – но по зрелом размышлении решил обойтись без этих расходов. Отсюда, кстати, следует логичный вывод: человеческая жизнь вполне возможна и без докторской степени – к слову, эта степень была не слишком, мягко говоря, популярна в Оксфорде, когда я там учился; мой наставник Дж. З. Янг официальной степени не имел, хотя впоследствии был удостоен множества почетных степеней, обеспечивших ему академическую респектабельность[18].

Что касается выбора патрона, проще всего найти такого поблизости – например, декана или старшего преподавателя на факультете, где учится студент, если такой патрон заинтересован в учениках или лишней паре рабочих рук. Подобный выбор имеет то преимущество, что студенту не придется менять усвоенные мнения, место проживания и круг общения, однако общество взирает на такие решения неодобрительно, и потому считается, что студенту/аспиранту негоже учиться дальше на том же факультете: всюду видишь поджатые губы, слышишь шепотки об академическом инбридинге, а всякий студент, решивший остаться на прежнем месте, вынужден внимать аргументам, суть которых обычно сводится к банальностям вроде «путешествия расширяют кругозор».

Впрочем, все это не должно влиять на окончательное решение. Что касается пресловутого инбридинга, именно так складывались и складываются многие замечательные научные школы. Если студент/аспирант понимает, какой научной деятельностью занимается его факультет, и гордится этой работой, для него будет наилучшим выбором держаться тех людей, которые знают, к чему стремятся. При прочих равных нужно присоединиться к такому факультету, чья деятельность вызывает энтузиазм, восторг или уважение; нет ни малейшего смысла идти туда, где просто подворачивается свободное место, не обращая внимания на научную деятельность этой структуры.

С полной уверенностью можно заявить, что ученый любого возраста, желающий совершить значимые открытия, должен атаковать по-настоящему важные проблемы. Скучные и мелкие задачи порождают, разумеется, скучные и мелкие ответы. Недостаточно того, чтобы проблема казалась «интересной»: в конце концов, едва ли не каждая проблема способна вызвать интерес, если погрузиться в нее достаточно глубоко.

Вот пример исследовательской работы, которой не стоит заниматься. Лорд Цукерман[19] придумал чрезвычайно талантливого и не менее хитроумного студента-зоолога, решившего выяснить, почему на 36 процентах икринок морского ежа имеется крошечное черное пятнышко. Это, конечно, отнюдь не проблема глобальной значимости; нашему студенту повезет, если его изыскания привлекут внимание хоть кого-либо, кроме бедняги-соседа, желающего установить причину, по которой на 64 процентах икринок морского ежа нет крошечного черного пятнышка. В общем, перед нами наглядный образчик научного самоубийства, вину за которое во многом должны взять на себя наставники такого студента. Отмечу, что это сугубо вымышленный пример, поскольку лорду Цукерману прекрасно известно, что на икринках морского ежа какие-либо пятна отсутствуют.

Нет, научная проблема должна быть такой, чтобы ее решение имело общественный резонанс – в науке или для всего человечества. Ученые, взятые в совокупности, поразительно единодушны в отношении того, что действительно важно, а что – нет. Если выпускник затевает семинар, на который никто не приходит (или никто не задает дополнительных вопросов), это печально, но куда печальнее будет вопрос, заданный наставником или коллегой и позволяющий понять, что этот наставник или коллега пропустил все объяснения мимо ушей. Коротко: это «звоночек», к которому стоит прислушаться.