Советы молодому ученому - [4]

.

Под словом «мистик» я подразумеваю тех немногочисленных ученых, которые получают извращенное удовольствие от наличия на свете чего-то неведомого и которые используют наше невежество как предлог для побега за четко очерченные границы позитивизма в область «рапсодических» умозрений; увы, после слов «несколько ученых-мистиков» мне следовало бы добавить – «и ряд откровенных мошенников».

Среди последних больше всего мне запомнился тот, который позаимствовал фотографии и целые абзацы текста из работы коллеги и вставил все это в свою конкурсную статью, направленную в один из университетов. В составе жюри конкурса оказался тот самый ученый, чья работа подверглась столь грубому «препарированию» и плагиату. Последовал громкий скандал, но, к счастью для проходимца, учреждение, где он числился, приложило все старания к тому, чтобы этот скандал не выплеснулся за пределы академического мирка. Мошенника тут же «перевели» в другое научное учреждение, где он благополучно продолжил свою мошенническую плагиаторскую деятельность. Интересно, мучила ли его совесть? По правде сказать, не представляю, какой склад ума позволяет вести подобную жизнь.

Подобно большинству своих коллег, я не нахожу такое мошенничество чем-то не поддающимся объяснению; как мне видится, перед нами чистейшей воды злодейство, на которое ученый способен ничуть не меньше, нежели представитель любой другой профессии. Зато меня не перестает удивлять та разновидность мошенничества, которая фактически лишает профессию ученого всяческой притягательности, чести и достоинства.

Повторюсь – нет такого существа, как единственный и неповторимый ученый; точно так же нет заведомого ученого-злодея, как бы ни убеждали нас в обратном выдумки вроде «Чайнамена»[10] и еще более низкопробные современные поделки, где «ученый» выводится именно как злодей. Готическая литература отнюдь не ограничивается сочинениями Мэри Шелли и миссис Энн Радклифф[11]. Но сегодня в культуре ученые-злодеи прямо-таки кишмя кишат («Скоро весь мир окажется в моей власти!», причем эту фразу обязательно произнести с сильным центральноевропейским акцентом). Полагаю, некоторая толика страха, испытываемого публикой в отношении ученых, проистекает из нашего пассивного смирения с такими вот литературными и культурными образами.

Мне кажется, что клише ученого-злодея способно отпугнуть кое-кого из молодых и помешать им влиться в наши ряды; но стоит помнить, что сегодняшний мир вывернулся едва ли не наизнанку, а потому едва ли не стольких же привлекает этакая карьера в злодействе.

Вообще же образ ученого-злодея еще менее жизнеспособен и реалистичен, чем другой образ, восходящий к заре литературы воспитания: речь о целеустремленном и исключительно сосредоточенном человеке, который, не заботясь о себе и близких и не взыскуя материальной награды, ведет поиски истины ради интеллектуального и духовного прорыва. Нет, ученые тоже люди, как прекрасно показал Ч. П. Сноу[12]; каковы бы ни были конкретные побудительные мотивы для карьеры в научных исследованиях, прежде всего ученый должен хотеть стать ученым. Пожалуй, я, в своем желании доказать, что нельзя недооценивать тяготы и разочарования ученой жизни, мог уделить им чрезмерное внимание, однако не будем забывать о восторге открытия и обретения награды (я не имею в виду, хотя и не отвергаю, награду материальную) наряду с удовлетворением от не понапрасну прожитой жизни.

2 Хватит ли у меня способностей, чтобы стать ученым?

Люди, считающие себя пригодными к научной жизни и деятельности, порой приходят в смятение вследствие, если цитировать сэра Фрэнсиса Бэкона, «отчаяния людей и предположения невозможного», ибо «даже разумные и твердые мужи совершенно отчаиваются, размышляя о непознаваемости природы, о краткости бытия, об обмане чувств, о слабости суждения, о трудностях опытов и тому подобном»[13].

Не существует способа достоверно выяснить заранее, обеспечат ли прелести жизни, посвященной поискам истины, возможность новичку справиться с досадой от провалившихся экспериментов и преодолеть разочарование и раздражение, когда вдруг обнаруживаешь, что идеи, которым ты привержен, лишены научных оснований.

За свою жизнь мне дважды довелось потратить два утомительных и бесплодных с точки зрения года на попытки отыскать доказательства в пользу гипотез, которые мне самому были чрезвычайно дороги, но оказались необоснованными; подобные испытания исключительно тяжелы для ученых – ты словно попадаешь в полосу затяжного дождя, ощущаешь непреходящее уныние и полное бессилие. Именно память об этих малоприятных моментах побуждает меня советовать молодым ученым следующее: всегда нужно рассматривать несколько гипотез – образно выражаясь, накладывать несколько стрел на тетиву – и быть готовым отказаться от них в случае, если факты будут их опровергать.

Особенно важно для новичков не поддаваться стародавним представлениям о нелегкой доле научных сотрудников. Что бы там ни говорили, а жизнь ученого восхитительна, в немалой степени наполнена страстью, но если измерять ее в количестве часов, то, пожалуй, да, наука и впрямь может показаться весьма обременительным и даже изматывающим занятием. Кроме того, такая жизнь почти наверняка будет непростой для мужа или жены ученого и для его/ее детей, ведь им предстоит жить бок о бок с одержимым, чью маниакальную увлеченность они вряд ли разделяют (см. подробнее в главе 5).