Советский спецназ в Афганистане - [30]

В июне 1967 года приказом Андропова было образовано Пятое управление, начальником которого стал бывший секретарь Ставропольского крайкома КПСС. Но уже через год Андропов понял, что секретарь крайкома партии не годится для борьбы с инакомыслием в СССР, и его сменил кадровый чекист Филипп Денисович Бобков, через пятнадцать лет занявший пост заместителя председателя КГБ СССР. Последним начальником Пятого главного управления стал опытнейший чекист, профессионал МИДа СССР, генерал-лейтенант Харчев Константин Михайлович.

Работу по борьбе с инакомыслием Андропов считал приоритетной задачей КГБ и ставил выше, чем формирование собственного спецназа. Когда у Генштаба Министерства обороны, а следовательно — и у ГРУ, появился летом 1965 года свой крымский Учебно-террористический центр УЦ-165, где стали готовить для национальных армий слаборазвитых стран диверсантов-профессионалов, Андропов среагировал на это лишь год спустя, в 1966 году, ужесточением программы подготовки и обучения Курсов усовершенствования оперативного состава. Так, например, широко известен из мемуаров начальника разведки ГДР генерал-полковника Маркуса Вольфа случай, когда он прилетел на секретную встречу с Андроповым с просьбой обменять своего лучшего секретного агента, попавшего в пыточные подвалы западногерманской БНБ, на получившего в СССР большой срок физика Анатолия Щаранского, обвинявшегося в шпионаже в пользу Израиля. Андропов тогда жестко ответил генералу Вольфу: «Товарищ Вольф, разве вы не понимаете, что произойдет, если мы дадим такой сигнал? Этот человек — шпион, но еще важнее, что он — еврей и выступает в защиту евреев. Если мы освободим Щаранского, борца за права евреев, то и другие народности могут последовать его примеру. Кто будет следующим: немцы Поволжья, крымские татары, чеченцы или калмыки? Если мы откроем все клапаны и народ начнет вываливать все свои беды и претензии, нас захлестнет эта лавина, и мы не сможем ее сдержать».

И эти слова были сказаны при том, что корни родословной по матери самого Андропова крепко сидели в еврейском начале. Интересы Родины были для Андропова выше личных амбиций.

Чекисты рьяно взялись за инакомыслие.

Вспоминает бывший начальник отдела Пятого управления, работавший в нем с 1977 года, подполковник КГБ СССР Александр Николаевич Кичихин:

«В Пятом управлении было много отделов: был отдел, который занимался творческой интеллигенцией, отдел межнациональных отношений, в котором работал я, отдел студенческой и неорганизованной молодежи — всякие панки, хиппи и первые отечественные фашисты. Отдел религии — один из самых больших. Отдел по розыску анонимов и лиц, вынашивающих террористические планы.

Существовал отдел по борьбе с сионизмом, который начальник управления генерал Бобков курировал лично. Выделился в отдельную структуру отдел, занимавшийся наиболее заметными диссидентами — такими, как Солженицын, Сахаров. Был отдел, который вел борьбу с радиостанцией “Свобода”, с Народно-трудовым союзом. И небольшой отдел ведал контактами с коллегами из социалистических стран.

Когда я пришел в 1977 году в Пятое управление, там уже работало двести человек. Причем это было самое маленькое Управление в КГБ. Другие состояли из многих тысяч. Но накануне Олимпиады 1980 года наше Управление разрослось до шестисот человек. На время Олимпиады в отделе, занимавшемся спортсменами, стало пятьсот сотрудников. После Олимпиады многим офицерам вручили ордена и медали. Начальник столичного управления КГБ генерал Алидин получил орден Трудового Красного Знамени и значок лауреата Государственной премии СССР.

Обычно сынки “мохнатых пап” оседали в разведке, в первом главке, потому что это был верный способ продвижения за границу, а вся черновая работа была на нас. Мы верили, что наш анализ общественных процессов в стране поможет руководителям партии и государства принять правильные решения.

И если бы не генерал Бобков, то вполне возможно борьба с инакомыслием велась бы методами 37-го года. Получая инструкции из ЦК КПСС, Бобков старался их трансформировать в приказы не уничтожать диссидентов, а переубеждать.

Поскольку я в Управлении десять лет занимался репрессированными народами, могу привести такой пример: с 1969 года мы стали писать докладные записки в ЦК, чтобы предоставить немцам Поволжья автономию. Но всегда приходил отказ. Крымские татары тоже теребили высший эшелон власти, и мы получили указание не допустить экстремистские выступления. Отправляя справку в ЦК по крымским татарам, мы предлагали пути политического решения их вопроса, но на Старой площади ничего лишнего на себя брать не хотели. Мы получили в устной форме указания “сажать”. Если кто-то не хотел этого делать, его просто убирали с места. Много интеллигенции шло на контакт с нами — кто хотел продвинуться по службе, кто выехать за границу, кто просто улучшить свою жизнь. Мы помогали издать книгу, уехать в творческую командировку, получить квартиру, поставить телефон. Платная агентура в нашем управлении была большей редкостью. Наш контингент редко нуждался в деньгах, правда, женщинам-агентам к Восьмому марта цветы дарили. За достижение выдавалась, например, проверка на лояльность абитуриентов, поступающих в литературный институт имени Горького, или факт публикации в журнале “Наш современник” материала о писателе-эмигранте Льве Копелеве, разоблачающего его связи с антисоветскими центрами на Западе. Ведь что было — мы подпитывали своими интеллектуальными кадрами-агентами кадры НТС и Организацию украинских националистов, ведь если посмотреть список руководителей этих антисоветских союзов выходит, что чуть ли не каждый второй является нашим агентом».