Советский Союз. Последние годы жизни. Конец советской империи - [178]
Генерал Лебедь, вернувшийся в штаб группировки ВДВ, провел вместе с генералом Карпухиным рекогносцировку подступов к Белому дому. «Полюбовались, – вспоминал он позднее, – еще раз зданием Верховного Совета, ощетинившимся бревнами и арматурой, переглянулись, сели в машину, поехали докладывать. Все было ясно и одновременно ничего не ясно. С чисто военной точки зрения взять это здание не составляло особого труда. Зато неясно было другое: на кой черт это надо? Я видел людей под стенами Верховного Совета, разговаривал с ними, ругался. Но это были простые, нормальные люди»[241]. Еще в первой половине дня ГКЧП принял решение – начать подготовку к захвату Белого дома и изоляции Ельцина. Но за этим решением не стояло никакой сильной воли и было неясно, кто и как будет это решение исполнять. Это еще не был приказ на штурм, речь шла лишь о возможном применении силы, о плане. Получив устные распоряжения о подготовке штурма, Павел Грачев нашел возможность тайно встретиться с Юрием Скоковым и обо всем ему рассказать, заметив при этом, что сам он никаких приказов войскам ВДВ не отдавал и не собирался этого делать. Аналогичные сообщения Ельцин получал и из других источников. Ситуация накалялась. По спешно составленному плану общее руководство в подготовке штурма возлагалось на генерала Карпухина, отличившегося еще в Афганистане при штурме дворца Амина 27 декабря 1979 г. Бригада «Альфа» должна была играть в таком штурме главную роль. Ориентировочно время «Ч», или начало штурма, намечалось на 3 часа ночи, т.е. уже на 21 августа. Предполагалось, что первыми пойдут десантные войска и ОМОН. За ними должна идти вооруженная специальными средствами «Альфа». Разведка показала, что захватить Белый дом «Альфа» сможет довольно быстро, но результатом операции, вероятнее всего, будет уничтожение наружной и внутренней охраны здания и всего российского руководства. «А что дальше?» – спрашивали себя офицеры «Альфы». Назад пути не было. И командиры «Альфы» приняли решение: если будет приказ о штурме, они не станут его выполнять. Об этом командиры подразделения «Альфа» объявили Карпухину. Тот согласился. Еще за два часа до предполагаемого времени «Ч» Карпухин позвонил Грачеву. «Ты где находишься?» – спросил Грачев. «В двух километрах от здания парламента России. Оценил обстановку и принял решение». Карпухин помолчал, потом сказал: «Участвовать в штурме не буду». «Спасибо, – ответил Грачев. – Моих там тоже нет. И я ни шагу больше не сделаю»[242]. Десантные войска находились недалеко от Белого дома, но они не вели никакой подготовки к штурму. Что касается внутренних войск и ОМОНа, то эти подразделения даже не были выдвинуты к району возможного штурма. «Операция бессмысленна, – сообщил А. Лебедь Грачеву о результатах своей рекогносцировки. – Прольется много крови, от которой армия никогда не отмоется». В армии помнили о событиях апреля 1989 г. в Тбилиси и о тех обвинениях, которые были выдвинуты затем против военных. Но чьи приказы теперь армия должна выполнять, проливая кровь своих же сограждан?
И Крючков, и Язов в своих показаниях на следствии и в своих мемуарах утверждали, что точного и безусловного приказа на штурм они войскам не отдавали, речь шла лишь о подготовке. И действительно, никакого ясного, а тем более письменного приказа о штурме Белого дома не существовало. Д. Язов утверждал в своих мемуарах, что он принял решение о выводе войск из Москвы еще поздно вечером 20 августа. Он знал о позиции Грачева и Лебедя и не возражал против нее[243]. Это подтверждалось и другими свидетельствами. Один из адъютантов Язова, майор С., сообщал всего через несколько дней после краха ГКЧП, что Язов тяжело переживал все происходившее 19 и 20 августа, на нем лица не было. Когда его пытались уговорить на применение оружия, Язов твердо заявил: «Пиночетом не буду»[244]. Г. Янаев позднее также несколько раз заявлял, что он был решительно против применения силы и что он просил Крючкова не вести дело к штурму Белого дома. И действительно, Янаев метался вечером и ночью 20 августа от Крючкова к Лукьянову и от Лукьянова к Язову, истерически повторяя: «Если хоть один человек погибнет, я жить не смогу». Нередко и.о. президента был просто пьян. Кто же мог в такой обстановке отдавать ясные и четкие приказы?
Хотя П. Грачев и сообщил Юрию Скокову, что в случае приказа о штурме десантные войска не тронутся с места и стрелять не будут, в Белом доме вечером 20 августа росла тревога. Здесь не знали всех подробностей настроений в войсках и передвижений, но ясно видели, что идет подготовка к штурму. Не у всех выдержали нервы. Иван Силаев отпустил работников аппарата Совета Министров по домам и решил уходить сам. Он позвонил Ельцину и Хасбулатову: «Руслан Имранович, Борис Николаевич, прощайте. Сегодня ночью с нами будет покончено. Это достоверная информация. Пусть берут дома, я ухожу домой. Прощайте». Ельцин побледнел, попытался отговорить Силаева, но напрасно[245]. Колебания, впрочем, были и у самого Ельцина. Под влиянием своей администрации и охраны он спустился ночью в подвал здания, где в гараже стоял его бронированный «ЗИЛ». Охрана сообщила Ельцину, что если открыть автоматические ворота, то бронированная машина может проскочить через небольшие баррикады и прорваться во двор расположенного недалеко американского посольства. Но Ельцин сказал: «Никуда я не поеду». Поздно вечером 20 августа в Белый дом прибыл и Юрий Лужков. Позднее он вспоминал: «В бункере Белого дома, где мы находились, – по мере приближения к трем часам ночи атмосфера становилась все напряженнее, быстро летело время. Поглядывали на циферблат: 2.50, 3.00, 3.15, 3.30. Мы добавили немного на неорганизованность военных, но вскоре поняли: что-то там у них сломалось. Угроза штурма отступила»
