Советский Фауст - [8]

Первая публичная демонстрация инструмента была для «своих» — в ноябре 1920 года на заседании Кружка механиков имени профессора Кирпичева в Политехническом институте. Снова звучали Сен-Санс, Массне и любимое для виолончелиста соло из балета Минкуса «Фиаметта»... Затем — импровизированный концерт в Доме ученых. И если верить журналисту, — а тот писал уже в наше время и, очевидно, со слов самого Льва Сергеевича, — именно тогда Термен обратил внимание на коренной перелом, произошедший с освоением электричества во взаимоотношениях «художник — инструментарий»: «Исполнитель не должен быть обременен чисто механической работой. Он должен управлять звуками, но не добывать их».[21] Впрочем, эта мысль более четко изложена затем в упомянутой ранее книге Термена: «В новых инструментах имеется возможность полностью избавить исполнителей от затраты механической работы для звукоизвлечения и дать им возможность все свои силы направить на управление звуковым материалом, его многочисленными параметрами. Все способности исполнителя должны выражаться именно в таком управлении музыкальной тканью и не отвлекаться для самого генерирования звуков и снабжения музыкальных инструментов своей механической энергией»[22].

На основе этого вывода, этих тонких и точных замечаний Термена и мне пришлось задуматься, и оказалось, что терменовская мысль приложима ко всем искусствам эпохи НТР — кино, телевидению, светомузыке, пространственной музыке, компьютерному искусству, лазерной графике и т. д. В итоге родилась «периодическая система искусств Б.Галеева»[23]. Спасибо Вам, Лев Сергеевич, за «электрический импульс»!

Осенью, в октябре 1921 года Термен приезжает в Москву, на заседание Восьмого Всероссийского электротехнического съезда. Съезд этот прошел вслед за другим всероссийским, тоже восьмым съездом — Советов, на котором был принят знаменитый план ГОЭЛРО, на простом, человеческом языке — план электрификации России, под афористически громким лозунгом: «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны!». План этот возмутил Л.Троцкого, смутил Г.Уэллса, английского писателя-фантаста, написавшего вдогонку книгу «Россия во мгле», но — тут ни убавить, ни прибавить — последовательно и успешно реализовался советской властью.

Электротехнический съезд проходил в Политехническом музее в режиме всеобщего воодушевления, вызванного приветственным посланием В.И.Ленина: «При помощи вашего съезда, при помощи всех электротехников России и ряда лучших, передовых ученых сил всего мира, при героических усилиях авангарда рабочих и трудящихся крестьян... мы электрификацию нашей страны создадим».

В понятие «наша страна» естественно входит все, что в ней есть, поэтому и выступление Термена «Электричество и музыка» о необычном применении катодных реле (с мини-концертным дополнением) сработало в резонанс с общим пафосом «электрификации всей страны». Это было 5 октября 1921 года.

На следующий день после съезда главная газета большевиков «Правда» писала: «Ознакомив слушателей с конструкцией катодного реле, т. Термен указал на возможности воспроизведения электрическим путем музыкальных звуков и весьма талантливо продемонстрировал поражающие по своим внешним проявлениям опыты: двигая в воздухе рукой перед металлическим экраном, он воспроизводил звуки от мембраны, включенной в цепь, регулируя высоту тона в зависимости от расстояния руки от экрана. Изумленная аудитория прослушала целый ряд воспроизведенных указанным образом сложных музыкальных произведений. Доклад был заслушан с напряженным интересом и вызвал оживленный обмен впечатлений».

Петербургский гость, потомок альбигойцев, выступал затем в этом музее не раз — уже специально для широкой аудитории, с концертами «радиомузыки». Именно тогда, с чьей-то легкой журналистской руки, и закрепилось за новым инструментом столь необычное название: «терменвокс» (англ. — «голос Термена»; а за рубежом очень часто его вообще называли просто, по фамилии изобретателя, — «theremin»). Кстати, именно в Политехническом музее, кажется, хранились все время хрупкие «останки» того, первого терменвокса с лестным указанием о показе его Ленину. Возможно, сейчас его уже и выкинули за ненадобностью, вместе с закрытием соседнего Музея В.И.Ленина. Вот если бы на терменвоксе играл император Николай Второй или адмирал Колчак... Но чего не было, того не было. Вернемся к реальности — на терменвоксе играл В.И.Ленин.

«Полтора-два часа», перевернувшие жизнь

Рассказ о встрече с В.И.Лениным в устных выступлениях самого Льва Сергеевича я слышал много раз — и перед академической аудиторией, и перед школьниками, читал об этом многократно в разных его интервью, приуроченных к очередным ленинским юбилеям. Ведь в наше время Термен был, наверно, одним из последних могикан, перед которым следовало замирать с восторгом и умилением: «Он Ленина видел!» И, если совместить это со специальными статьями из серии «Термен и Ленин»[24], выглядела эта история следующим образом.

Весной, в марте 1922 года Термена разыскал А.М.Николаев, председатель Радиосовета, член коллегии Наркомпочтеля (черт его знает, что это за абракадабра) — короче, советский «радиокомиссар», с которым Термен был знаком еще по детскосельским временам и московским контактам в этом самом Наркомпочтеле и на недавнем электротехническом съезде.