Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - [84]

Здесь бы выйти вместе! Стать у дома.

Снег идет. И воздух стал иглист.

Всё свое, до близости знакомо, —

Отдаленный отголосок грома,

Шум деревьев и таежный свист.

Здесь бы петь, как я не пел доныне,

Мне б сейчас охапку новых слов!

Вот родился город на равнине,

На упругость этих слитных линий

Я смотреть до полночи готов.

Я стою. Под ветром крепче голос.

Ты о чем мечтаешь? Расскажи!

Мы пришли сюда — здесь было голо,

Мы растили город Комсомола, —

В нем уже гуляют малыши!

Я стою. Мы рядом. Кривобокий

Ветер разгулялся возле стен.

Видишь искры звездного потока,

Этот вечер синий и глубокий, —

Мы по праву властвуем над всем!

<1935>^{369}

370. Пушкин

Языческая красота лесов,

Снежинки крупные, как сливы.

И бег саней, и шум подков,

И вдалеке — рукав залива.

И снег, лежащий пеленой,

И ветер под кустом, и город,

Звучащий каменной струной,

Воспетый им, ночные споры,

Горящие от пунша губы,

Белесый северный рассвет…

И Пушкин сбрасывает шубу —

И поднимает пистолет.

1935^{370}

371. В горах

Кругом снега. Я ими скован.

Они назойливы. Крепись!

Я начал день не просто словом,

А сказочным полетом ввысь.

Тропинка шла, в провалы тычась,

Сквозь редкий строй березняка.

Внизу, по-птичьему курлыча,

Текла звенящая река.

И это громкое соседство

Под легкой дымкой снеговой

Мне снилось сызмальства. И в детстве

Меня пленяло новизной.

Но только оценив громады,

Врезавшиеся в небосвод,

Я понял страстную отраду

Того, кто создал самолет.

Он бредил, поднимая плечи,

В прозрачной синей густоте

Своей тоской нечеловечьей

По безъязыкой высоте.

И в гуще этих летних марев,

Нависших каменных пород

Он жил сказаньем об Икаре,

Как липкой почкой садовод.

Он знал, что только нам сулили

И эту мысль, и этот шаг,

И первое рожденье были,

Легендой ставшее в веках.

<1936>^{371}

372. «Он с нами был. Он вечно будет наш…»

Он с нами был. Он вечно будет наш,

Курчавый, страстный и суровый.

Накидка. В кулаке зажат лепаж,

Вокруг истоптаны сугробы.

И мне б — когда, согнув колени,

Он сразу выстрелить не смог —

Вскричать: «Остановись, мгновенье!» —

И самому спустить курок.

1936^{372}

373. Творчество

На свете пути не найдете другого,

Седой океан уж не так постарел.

Колумб! Ты вернешься в Америку снова,

Чтоб ветер хлестал паруса каравелл.

Ты снова поднимешься — грозным, великим —

И шторм укротишь поворотом руля.

Ты мир всколыхнешь своим вихревым криком,

Настойчивым криком: «Земля!»

Мне тоже припало широкое море,

Мне тоже судьба моя с детства велит

Как белке вертеться по старым просторам

Сырой, и округлой, и жадной земли.

Мне тоже шататься и глохнуть от жажды,

Искать, убеждаться и не находить.

Теряться в догадках — и, может быть, дважды

Всё той же дорогой, как новой, ходить.

<1940>^{373}

374. Дочери

Мне кажется — я не был дома вечность.

Вернусь негаданно, вернусь к утру.

Остановлюсь, почтив твою беспечность,

Пройду к тебе, глаза твои протру.

Губами встречу волосы густые,

Услышу крик — что до рожденья мил,

И отступлю, увидевши впервые,

Как, просыпаясь, ты глядишь на мир.

Ты будешь легкой, маленькой и птичьей,

Захочешь сразу всё собрать в одно,

И я пойму, как я косноязычен,

И замолчу — раскрою лишь окно.

Смотри сама, здесь не помочь словами.

Мы входим в мир, не трогая их зря.

Так в детстве узнается тяжесть камня,

И недруги, и лучшие друзья.

Так вырастают, отдаются делу

И вспоминают радость первых дней,

Чтоб снова ощутить себе незрелым

Над колыбелью собственных детей.

<1940>^{374}

375. Гроза ночью

Смешался с вымыслом грозы

Внезапно сыгранный Бетховен.

Он постигал ее азы

И поднимался с громом вровень.

Он ждал, глаза оледенив,

Раскатом мощным обесславлен:

Он уловить хотел мотив,

Но глухотою был подавлен.

Он шел в мажор — и застывал,

Следя за грозовым волненьем!

Я путал подлинники и не знал,

Кого назвать изображеньем.

<1940>^{375}

376. Реквием Лермонтову

И я клянусь — на каждой кромке

Вдали распластанных снегов,

Как завещание потомкам,

Дымится пролитая кровь.

И Терек, выгнувшись, как шпага,

В лучах сверкающей струей,

Бряцает в тесноте оврага,

Точа о камни лезвие.

Метнув волну, он шлет наружу

Каскады радужных теней

И грозно бережет оружье,

Как верный слепок этих дней,

Еще волнующих не тем ли

Предсмертным часом всё острей,

Когда поэт, влюбленный в землю,

Погиб, не расквитавшись с ней,

Где дальним громом промелькнула

Глухая пуля на лету,

Как будто чокнулись аулы,

Рассыпав эхо на версту.

<1940>^{376}

377. Абхазия

Если ты не видал рассвета,

Отраженного горной рекой

У извилистого парапета,

Перевитого синевой;

Если около звонкой Бзыби

Ты опять просмотрел с высоты,

Как блестят чешуею рыбьей

Разноцветные брызги воды;

Если вновь, проходя по ущелью,

Ты забыл оглянуться назад

И не видел скользкой форели,

Проплывающей водопад, —

То тогда, чтоб не даром лазить,

Прикрывая рукою глаза,

По петляющим тропам Абхазии,

Улетающим в небеса,

Не забудь на поляне открытой,

У замшелой и древней стены,

Покоряющей пляски джигита

В однозвучной оправе зурны.

И над берегом дымной Мшовни

На досуге припомни потом

Эти горы с надвинутым словно

До бровей снеговым башлыком,

Где какой-то особенный воздух,

Сквозь который навесом густым

Виноградными гроздьями звезды

Созревают над пляжем ночным;

Где преданьями жив каждый камень:

Только тронь — и начнется рассказ,

И над морем закатное пламя

Провожает рыбачий баркас.

<1940>