Советская военная разведка накануне войны 1935—1938 гг. - [34]

На заседании партактива Разведупра РККА 19 августа 1937 г. секретарь партбюро Управления Г.Л. Туманян докладывал, что «9/10 работников РУ у нас молодые разведчики». На следующем собрании партактива, 21 августа, начальник отделения кадров Разведупра И.Ф. Туляков уточнил данные, приведенные Туманяном: «новых разведчиков у нас 72 %, это пришедшие с 1935 г.», и это при том, что штат «на 50 % не укомплектован». Обсуждались на партсобраниях, причем закрытых, и враги народа, которых становилось все больше и которые еще вчера присутствовали здесь же, среди партийного актива. 19 июля 1937 заседало партбюро Разведупра. Присутствовали: Я.К. Берзин, Г.Л. Туманян. В.С. Яковлев, А.Ю. Валин (Гайлис), О.А. Ститта, П.И. Колосов, К.К. Звонарев. Берзин сообщил об аресте органами НКВД ряда работников РУ — членов ВКП(б), собрание постановило исключить их из рядов партии. На закрытом партсобрании 10 августа уже исключали Гайлиса (Валина), а 3 декабря на заседании партбюро — Берзина, Ститту, Звонарева. Не избежал этой участи и Колосов.

По-разному воспринимали происходящее сотрудники центрального аппарата. Их высказывания фиксировались в партдонесениях начальству. Майор Гинцбург (2-й отдел): «Совершенно непонятно, как мог Гамарник, такой авторитет, дойти до такого падения»; переводчицы Белан и Антропова: «Как понять это происшествие [самоубийство Гамарника], почему до сих пор нет о причинах самоубийства подробной информации»: беспартийная машинистка Степанова: «Много арестов и все в головке, это могло привести к военному перевороту»; беспартийный корректор Максимов: «У нас в доме много арестованных командиров и все об этом знают и ведут разговор — судачат»: беспартийный Кочетков: «получается, что теперь нельзя никому верить»; переводчица Куйбышева сообщила парторгу Баклицкому, что ей известно об аресте Лонгва и Хрулева, а информация о самоубийстве Гамарника вызвала у Куйбышевой слезы; старший лейтенант Сергеев: «Хотелось бы все таки знать куда делся Александровский [заместитель начальника Управления], почему нас работников РУ никто об этом не информирует, ведь мы выполняем задания и резолюцию командования и можем допустить ошибки»; лейтенант Драгун: «Вот сволочь поганая эта банда врагов, жаль что их раньше не раскрыли и не уничтожили, меньше бы эти гады навредили».

Дополняют картину воспоминания М.И. Поляковой, резидента военной разведки в Швейцарии в 1936–1937 гг.: «Вернулась я из командировки осенью 1937 г. Не застала в управлении ни Павла Ивановича [Берзина. — В. К.], ни моего начальника и учителя Оскара Стигги. Не застала я и Н.В. Звонареву, которую успела хорошо узнать и полюбить. О ней мне сказали: уволилась, где-то работает, а где, не знаем, В кабинете Стигги сидел командир с двумя шпалами. Это был А.А, Коновалов, Мы поздоровались. Он сказал, что надеется, что я выйду скоро на работу, так как некому разбирать и отправлять почту отдела. На мой вопрос, когда мне докладывать начальству, он ответил: — Пока начальства нет наверху, а мне вы доложите по ходу дела. Завтра в Кремле вас ждет награждение орденом. Поздравляю вас. пропуск заказан, явиться в 12 часов. Я обещала ему после обеда прийти на работу. Меня охватило чувство полного одиночества. Дело в том, что специфика моей работы до сих пор держала меня в полной изоляции, и я знала все эти пять лет только трех человек и фотографа. На душе было тяжело, я не могла понять, что происходит, и я не знала, кого можно спросить об этом. И награде своей как-то не могла радоваться. Было ясно, что представили меня к награде мои «исчезнувшие» начальники, Я даже догадывалась за что. Получив на другой день награду, я пришла в управление. А.А. Коновалов, еще раз поздравив меня, сразу отвел в комнату напротив и. показав три больших сейфа, сказал: — Принимай это хозяйство по описи, получи расписание почты и действуй. Мы уже многим задолжали с ответами. — Эти простые слова как-то меня встряхнули, я вспомнила сразу, что в сейфах дела живых людей, что они ждать не могут, что ими нужно руководить, помогать им. Познакомилась с товарищами в отделе, в основном это были командиры, окончившие академии, языков и нашей работы не знали. Не знал её и А.А. Коновалов. Я всеми силами старалась им помочь, и как-то само собой эти товарищи стали моими первыми учениками, а позднее некоторые из них и моими начальниками. Все. что я сама знала, все полезное и нужное из моего опыта я старалась передать им. старалась научить их люить нашу работу и гордилась ими все последующие годы. Многие из них стали генералами разведки и так же, как я, связали с ней свою судьбу навсегда».

13.12.1938 г. врио начальника 1-го (западного) отдела РУ РККА полковник Александр Иванович Старунин и его заместитель по агентуре майор Федор Александрович Феденко направили К.Е. Ворошилову совершенно секретный доклад, в котором сообщили наркому обороны, что «Рабоче-Крестьянская Красная Армия фактически осталась без разведки», а «агентурная нелегальная сеть, что является основой разведки, почти вся ликвидирована».

Вряд ли эта информация, по мнению автора, соответствовала действительности. Скорее эти ответственные сотрудники РУ умышленно преувеличили потери разведки от репрессий внутри страны и за рубежом, чтобы заставить руководство принять, наконец, действенные меры по восстановлению и реабилитации советских разведслужб (якобы захваченных немцами, поляками, японцами и еще бог знает кем). Но это потом, а пока ситуация складывалась критическая. Судя по всему, утверждение о полной ликвидации разведки — преувеличение, сигнал руководству о том, что разрушать уже нечего и настала пора строить все заново.