Советская Россия, Аравия и Персидский залив. Документированные страницы истории - [58]

Благополучие Хиджаза, говорится в экономическом обозрении Аравии за 1929 г., подготовленном сотрудниками «Востгосторга», напрямую зависело от успеха хаджжа. В 1929 г. число паломников, прибывших морем, сократилось, по сравнению с 1928 г., примерно на 35 % (до 75 тыс. чел.). Валютные поступления Хиджаза от хаджжа составили 4,5–5 млн. фунтов стерлингов. Отрицательно на доходах Хиджаза от паломничества сказалась «атомобилизация края». Она существенно сократила сроки пребывания паломников в Святых землях ислама, а значит – и их расходы. Если раньше только на переход с караваном из Джидды в Медину и обратно у пилигрима уходило около 1 месяца, а в целом паломник проводил в Святых землях от 2 до 3 месяцев, то со строительством дорог и введением автомобильного сообщения на совершение хаджжа требовалось уже не более 12 дней (226).

В 1929 г. Джидду посетило 139 пароходов, в том числе 44 английских, 39 египетских, 30 итальянских, 21 голландских, 3 советских, 1 французский и 1 немецкий (227).

Большое внимание К. Хакимов уделял работе с проживавшими в Хиджазе выходцами из России. По его подсчетам, таковых в районе «Джидда-Мекка» жительствовало тогда: 1) башкир и татар из Поволжья и Урала – около 10 семейств; 2) туркестанцев и бухарцев, в том числе и хивинцев, – 10–50 семейств; 3) кавказцев и дагестанцев – 5–6 семейств. «Всего в этом районе, – сообщал он, – насчитывалось приблизитильно 50–60 семейств (около 200 человек), не считая отдельных лиц (несемейных)», количество которых могло составить «несколько десятков человек» (228).

Данными о выходцах из России, проживавших в Медине, консульство, как можно понять из представленных им отчетов, не располагало. Знало только, как отмечает в своем исследовании деятельности советской дипломатии в Саудовской Аравии В. В. Наумкин, что их туда в 1915–1920 гг. переселилось немало, и что было их там «больше, чем Джидде и Мекке» (229).

Для сравнения скажем, что в 1891 г., в год открытия консульства Россиийской империи в Джидде, местная колония русскоподданных насчитывала 21 чел., а концу того же года составляла 36 человек. Более многочисленная колония русскоподданых была в Мекке (около 200 человек) (230).

В 1902 г. в Медине жительствовала «31 семья татар из России». В одном из предместий Медины, в районе Манаха, «татары образовали свой небольшой приход», во главе которого стоял житель из Астраханской губернии ‘Абд ал-Сатар. Средства на жизнь мединская колония татар зарабатывала «обслуживанием паломников-сородичей». В Медине действовало Казанское медресе (231).

Отношение советского консульства к осевшим в Хиджазе выходцам из России, рассказывает саудовский историк Маджид ат-Турки, было подчеркнуто внимательным. При К. Хакимове в годовщину Октябрьской революции, пишет он, ссылаясь на обнаруженные им в российских архивах рассказы Н. М. Белкина, «устраивался небольшой прием», а после него, во дворе консульства, «около кипящих котлов, в которых вырились мясо и рис», собирались советские дипломаты и мусульмане из России, «оставшиеся жить в Хиджазе». Двери консульства были открыты для всех. Приходивших бедных людей из числа местных арабов принимали и угощали столь же приветливо (232).

Джидда 1920-х годов, по воспоминаниям бывавшего там сотрудника НКИД Г. А. Астахова, публиковавшего свои статьи и очерки под псевдонимами Г. Анкарин и Г. Гастов, – это «нечистый городишко», с «мелкими грязными лавчонками», «несколькими автомобильными гаражами», «таможенными зданиями на берегу и тюрьмой». Джидду, пишет он, опоясывала стена со сторожевыми башнями. За ней располагались «военные казармы, построенные еще турками», и «негритянская деревушка с шалашами и домиками из керосиновых бидонов» (233). Жилось там дипломатам нелегко и непросто. На здоровье негативно сказывались изнуряющая жара и высокая влажность.

В сентябре 1928 г. в Джидду на смену отозванному оттуда К. А. Хакимову прибыл Назир Тюрякулович Тюрякулов (1892–1937). Карима Абдрауфовича Хакимова решено было отправить на работу в Йемен – представителем Экспортно-импортной конторы Восторгов по торговле с Турцией и Ближним Востоком («Ближвостгосторг»). В решении Политбюро от 9 мая 1929 г. (Протокол № 79), указывалось: принять предложение НКИД и «утвердить генеральным представителем СССР (генеральным уполномоченным Ближвостгосторга) в Йемене т. Хакимова К. А.» (234).

Производя такую «рокировку», советское правительство, судя по всему, руководствовалось соображениями широкого порядка. Исходило из того, что К. А. Хакимов сможет не только эффективно содействовать выстраиванию всесторонних связей СССР с Йеменом, как он делал это в Саудовской Аравии, но и содействовать урегулированию отношений между имамом Йахйей, правителем Йемена, и Ибн Са’удом, и тем самым еще больше повысить их заинтересованность в Советском Союзе.

О деятельности К. Хакимова в Йемене, где он проработал около двух с половиной лет, с июня 1929 г. по декабрь 1931 г., мы еще поведаем читателю в разделе этой книги, посвященном советско-йеменским отношениям. Сейчас же скажем только, что для подготовки приезда в Йемен первого советского представителя в апреле 1929 г. в г. Сана’а, столицу Йемена, по указанию НКИД выехал советский дипломат Александр Игнатьевич Ступак.