Советская Россия, Аравия и Персидский залив. Документированные страницы истории - [48]

В письме К. Хакимову (26.11.1927), находившемуся на лечении в Германии, Л. Карахан, информируя его о политике советского правительства в отношении Ибн Са’уда и инструктируя о том, что надлежит сделать в первую очередь по возвращении в Хиджаз, писал: «Усиление английского нажима на нас, который все более дает себя чувствовать и в Хиджазе, заставляет нас признать заключение договора с Хиджазом в качестве первостепенной и неотложной задачи… Основная наша установка – скорейшее заключение договора. Если раньше мы считали, что можно выждать более благоприятной обстановки, то теперь надо стремиться к тому, чтобы. поскорее получить согласие Ибн Сауда на переговоры [о заключении договора] и начать их. С другой стороны, еще более очевидным становится тот факт, что для нас имеет значение не столько то или иное разрешение тех или иных вопросов в договоре, как сам факт заключения договора. В крайнем случае мы можем ограничиться очень кратким договором, оформляющим наши отношения с Хиджазом и дающим нам возможность продолжать транспортные и торговые операции с тем, чтобы все остальные вопросы, предусмотренные в проекте, были бы урегулированы впоследствии. Имейте в виду, что даже сам факт начала переговоров в нынешней обстановке для нас представляет серьезное значение.» (171).

Задача эта настолько актуальна, отмечал Л. Карахан, и обстановка, в которой нам приходится ею заниматься, настолько сложна, что «мы вынуждены прервать Ваше лечение и направить Вас в Хиджаз. После трехлетнего опыта работы в трудных условиях Хиджаза Вам будет легче, чем кому бы то ни было другому, разобраться в создавшейся сложной и в некоторой степени тревожной обстановке». Ваши хорошие личные отношения с Ибн Са’удом, установившиеся в тяжелые для него времена, «могут и должны быть использованы для того, чтобы выровнять создавшееся положение и заключением договора закрепить созданный с таким трудом хиджазский участок нашего восточного фронта» (172).

К. Хакимову по возвращении в Джидду предписывалось также согласовать вопрос о «назначении нового советского представителя (Тюрякулова) в ранге полпреда» (173).

Прибыв в январе 1928 г. в Хиджаз, К. Хакимов короля Ибн Са’уда в Мекке не застал. Он находился в поездке по стране. Обсуждение с ним порученных К. Хакимову вопросов было отложено на некоторое время. Король вернулся в Мекку только в начале мая 1928 г., и 15 мая принял К. Хакимова. На встрече с ним советский представитель уведомил Ибн Са’уда о «желании советского правительства закрепить существующие отношения заключением договора о дружбе и торговле и преобразованием советского агентства и генконсульства в полпредство».

Король, занятый в то время решением вопросов, связанных с консолидацией власти, наведением порядка в стране и оживлением торговли, равно как и упрочением положения своего государства на международной арене, не мог. не принимать во внимание резко негативное отношение Англии к его связям с Советским Союзом.

Москва находилась далеко, а англичане – буквально под боком. Заключение им договора о дружбе с СССР означало бы не что иное, как нанесение осознанной и звонкой политико-дипломатической пощечины Великобритании. Негативные для него последствия такого шага просчитывались довольно точно. У британцев имелся тогда богатый потенциал возможностей для создания Ибн Са’уду совсем ненужных ему в то время дополнительных проблем и трудностей, в том числе путем дестабилизации обстановки внутри его королевства.

Информируя НКИД о результатах встречи и беседы с Ибн Са’удом, К. Хакимов сообщал: «Сейчас он находится в положении фактической войны с Англией, и хотя война эта и не объявлена официально, но она все же имеет место быть… Англичане являются соседями Ибн Сауда по всем границам его владений – и на суше, и на море. Он не может не считаться с тем, что англичане очень сильны и бороться с ними очень тяжело. СССР является страшилищем всего империалистического мира. Начать переговоры [о заключении договора о мире и торговле] в этот момент с СССР означало бы бросить прямой вызов англичанам. В связи с этим они пошли бы на самые крутые меры, последствия которых трудно предвидеть». Именно поэтому, резюмировал К. Хакимов, Ибн Са’уд просил передать в Москву, что «он считает свои отношения с нами самыми дружественными», и что «в договоре они не нуждаются». Высказывался в том плане, что договор этот «ничего не изменил бы в существующих дружественных отношениях» между ним и Москвой, но вот усугубить «и без того сложное его положение», и еще больше обострить и так крайне натянутые отношения с Англией мог бы. И потому просил «не торопиться с этим делом» (174).

От подписания договора о дружбе Ибн Са’уд воздержался, а с предложением Москвы об изменении статуса советского представительства в Джидде согласился.

В контексте рассматриваемого нами вопроса уместным представляется упомянуть и о том, что «повысить заинтересованность Ибн Са’уда в развитии связей с СССР» советское правительство пыталось и путем «оказания содействия в урегулировании его отношений с Йеменом», неоднократно доходивших до «вооруженных столкновений». Так, одной из задач, стоявших перед представителем советского правительства Астаховым, направленным в Йемен с целью проработки вопроса о заключении договора о дружбе и торговле, было сделать максимум возможного, чтобы «повлиять на имама Яхью [Йахйю] в смысле скорейшего и дружественного урегулирования его отношений с Ибн Саудом» (175).