Советская Россия, Аравия и Персидский залив. Документированные страницы истории - [45]

При Ибн Са’уде – впервые в истории Хиджаза – «государственную казну отделили от личных средств правителя»; на них приходилось примерно 50 % годового бюджета Хиджаза (в 1926 г. они составили около 200 тысяч фунтов стерлингов) (156).

Собственной денежной еденицы Хиджаз во времена Хашимитов не имел. Там ходили турецкая серебряная и английская золотая монеты. Главные поступления в казну приносили, во-первых, таможенные пошлины, что взимали в подконтрольных Мекке портах Джидда и Йанбуа’ (Янбо), и кушан, то есть специальный сбор с верблюдов, которых использовали для перевозки грузов и людей из Джидды в Мекку. И, во-вторых, фиксированные сборы с паломников, в том числе карантинные, а также платежи за почтовые, телеграфные и судебные услуги.

С воцарением в Хиджазе Ибн Са’уда, докладывали советские дипломаты, появился пассажирский автомобильный транспорт, были проведены значительные ремонтные работы постоялых дворов для паломников в Мекке, собраны средства для установки автоматических телефонных станций в Мекке и Джидде, и сделано многое другое.

Наряду со всем этим, власти довели до сведения жителей четко сформулированные и утвержденные Ибн Са’удом предписаня насчет поступков одобряемых в исламе и порицаемых (мункар). Среди последних, к примеру, значились: вздувание торговцами цен, продажа бракованных и испорченных товаров, и обман покупателя в весе.

Сообщество иностранцев в Джидде, как отмечает в своем информативном труде, посвященном деятельности советской дипломатии в рассматриваемый нами период времени именитый российский востоковед В. В. Наумкин, ссылась на слова Элизабет Монро, британской исследовательницы жизни Филби, советника Ибн Са’уда, «было крошечным». Всего лишь «горстка консулов с небольшой группой служащих», да два торговых дома – голландский и британский (“Джелатли Хэнки”). Интересы голландцев в Хиджазе «объяснялись большим числом паломников с Явы». Французский консул, «“квиетист, принявший ислам”, и голландский, тоже обратившийся в ислам, периодически наведывались в Мекку по торговым делам. С отъездом Булларда [английского консула] единственным человеком, который столь же глубоко интересовался языком и традициями ислама, стал новый голландский консул, Ван дер Мёлен, отличный арабист и ученик знаменитого голландского востоковеда Христиана Снука-Хюргронье». Характеристики К. Хакимова, замечает В. Наумкин, а также консулов Турции и Персии, в работе Э. Монро отсутствуют (157).

Несмотря на то, что к концу 1926 г. Ибн Са’уд был уже признан исламским и мировым сообществами в качестве нового правителя Хиджаза, бывший король Хусейн, находясь в изгнании, продолжал предпринимать против него разного рода акции политико-дипломатического характера. «Экс-король Хусейн, – сообщала газета “Умм-эль-Кура” (21.01.1927), – подал на имя председателя Лиги Наций заявление, в котором он в качестве члена-учредителя Лиги Наций требует вмешательства Лиги в дела Хиджаза и изгнания оттуда Ибн Са’уда» (158).

Однако все эти «эмоциональные всплески», как о такого рода действиях-поступках бывшего короля отзывались советские дипломаты, повлиять на обстановку в Хиджазе уже никак не могли (159).

3 апреля 1927 г. Йусуф Йасин, заместитель управляющего внешними делами Ибн Са’уда, информировал (нотой) советское дипломатическое представительство в Джидде о преобразовании Султаната Неджд и присоединенных областей в Королевство Неджд и присоединенных областей. В связи с этим, как подчеркивалось в ноте, «менялся и титул» ‘Абд ал-‘Азиза Аль Са’уда, к которому надлежало обращаться впредь как к королю Хиджаза, Неджда и присоединенных областей (160).

15 апреля 1927 г. советское агентство и генконсульство в Джидде направило в диван (администрацию) короля ответную ноту. В ней говорилось, что советское правительство приняло к сведению ноту от 3 апреля 1927 г. и приносит королю ‘Абд ал-‘Азизу ибн Са’уду свои поздравления (161).

Условия для деятельности генерального консульства Советского Союза в Джидде, первой дипломатической миссии СССР в Аравии, были, судя по архивным документам, непростыми. В египетских, индийских и английских газетах появлялись, то и дело, статьи о том, что советская дипмиссия в Джидде – это «форпост Коминтерна в арабских странах». В проходивших в то время сложных переговорах между Англией и королем ‘Абд ал-‘Азизом по ряду вопросов двусторонних связей англичане оказывали на короля открытое давление, чтобы вынудить его разорвать отношения с СССР. Прессинг на Ибн Са’уда со стороны англичан сопровождался массированной пропагандистской кампанией антисоветской направленности. Ибн Са’уд выступил даже (26 февраля1927 г.) с официальным заявлением насчет несостоятельности сообщений иностранных агентств о том, что советское представительство в Джидде является распространителем коммунистической пропаганды в мусульманском мире (162).

Задачи, которые ставил НКИД перед советской дипломатической миссией в Аравии, сводились к следующему: «В настоящее время, – отмечал в письме К. Хакимову (23.03.1927) заведующий отделом Ближнего Востока С. Пастухов, – Неджд-Геджас [Наджд-Хиджаз] объединяют собой известное ядро племен Центральной Аравии, которое может служить центром притяжения некоторых участников арабской периферии. В этом смысле мы можем говорить о национальном арабском движении, лежащем в основе политики Ибн Сауда. Желтельно, чтобы [Вы].осветили более подробно экономические причины экспансии Ибн Са’уда, а также наметили ее географические границы. Нас очень интересуют такие вопросы, как бюджет нового государства Ибн Сауда, доходы таможен на Персидском заливе и в Красном море, и. значение отдельных портов [на] его территории в экономической жизни страны» (163).