Советская психиатрия - [18]

Все без исключения — как первичные, так и повторные — госпитализации обследованных нами носили принудительный характер и были осуществлены в нарушение инструкции Министерства здравоохранения СССР (1972 г.). Согласно этому документу, принудительной госпитализации подлежат психически больные, представляющие социальную опасность, т. е. те, которые уже совершили или могли бы совершить общественно опасные действия насильственного характера, представляющие угрозу для здоровья (а не мировоззрения) граждан (убийства, самоубийства, изнасилования и т. д.). Ни один из обследованных таких деяний не совершал и опасности в таком плане не представлял. Следовательно, ответственность за медицинские рекомендации, касающиеся принудительного лечения в специализированных психиатрических больницах системы МВД, несут в первую очередь непосредственно эксперты-психиатры.

Если в период ожидания судебно-психиатрической экспертной комиссии диссиденты еще могли надеяться на то, что нельзя психически здорового человека признать психически больным, то после экспертного заключения о невменяемости человек лишался своих гражданских прав, и злоупотребление психиатрией разворачивалось во всей своей полноте. Политические противники режима, инакомыслящие подвергались не только политическим, но и психиатрическим репрессиям. Подробности и специфика условий «лечения» описаны в воспоминаниях В. Буковского, П. Григоренко, Л. Плюща.

Наша работа о судьбах пострадавших от злоупотреблений психиатрией носит в основном информативный характер. Невозможно с помощью диагностических категорий передать весь спектр переживаний диссидентов.

Нэнси Адлер и Семен Глузман (1992) классифицировали все многообразие стрессовых факторов, которые ощущали на себе узники психиатрических концлагерей на протяжении многих лет, и выделили следующие.

1. Стрессоры физического характера: скученность в камерах; грубая, однообразная, скверная пища; невозможность физической разрядки и пребывания на свежем воздухе; отсутствие в камерах туалетов для отправления физиологических нужд в определенное время; наконец, избиения.

2. Морально-психологические стрессоры: само наличие ярлыка «психически больной»; отсутствие конкретного срока заключения и депривация; отсутствие реальных жизненных перспектив после освобождения; утрата элементарных юридических прав; требования медицинского персонала отказаться от своих убеждений; совместное содержание с крайне тяжелыми психически больными; невозможность переключиться на какое-либо иное занятие ввиду отсутствия бумаги, ручек, карандашей.

3. Собственно медицинские стрессоры: шок от поступления в психиатрический стационар с реакцией ужаса и суицидальными мыслями от безысходности; ощущение изменений в психике вследствие медикаментозного лечения, боязнь их необратимости; изменения характера со снижением эмоциональности, появление безразличия, апатичности с периодическим возникновением агрессивности; реакция на освобождение, о которой мы расскажем ниже.

И,наконец, о непосредственных проблемах принудительного лечения. Тема лечения психически здоровых людей методами, предназначенными для тяжелых психически больных, заслуживает отдельного рассмотрения. К психически здоровым применялись следующие методы.

Коматозная (шоковая) терапия с неоднократным введением пациента в бессознательное коматозное состояние с помощью инсулина и (еще более архаичный метод) атропина.

Ежедневная терапия нейролептиками на протяжении многих лет. Известный киевский психиатр проф. И.А. Полищук на своих лекциях говорил врачам-психиатрам о том, что в далеком прошлом больным связывали веревками ноги, а в наше время связывают ножки мозга. Длительное лечение нейролептиками может привести к побочным действиям лекарств либо к осложнениям. Можно только предположить, каково было психически здоровым людям ежедневно получать нейролептики — зачастую без корректоров побочных действий этих медикаментов. Поскольку диссиденты не были больными, они не выздоравливали, но на протяжении многих лет вынуждены были страдать от приобретенного с помощью психиатров органического поражения головного мозга в форме нейролептического синдрома со стойкими тяжелыми двигательными нарушениями.

Инъекции сульфазина. Много лет тому назад к нам с коллегой обратился приятель с просьбой помочь ему получить больничный лист. Предупредив о последствиях, мы, молодые психиатры, ввели ему начальную дозу (1,5 см³) сульфазина и выслушали много нелестных замечаний в свой адрес от пострадавшего, который (по собственной просьбе) в течение недели страдал от изматывающей температуры свыше 39 °C и интенсивных мышечных болей. Диссиденты же получали эти инъекции в более высоких дозировках и многократно — как наказание за инакомыслие.

Какие-либо научные данные об эффективности сульфазина отсутствуют. Сильная боль, обездвиженность, высокая температура и некроз мышц в месте укола дают основание полагать, что данный препарат используется скорее в карательных, чем в терапевтических целях.

Сохранить свое «я» в таких нечеловеческих условиях пострадавшим помогали их уверенность в состоятельности собственных политических убеждений и в отсутствии у них психического заболевания; постепенное привыкание к жутким условиями, вера в торжество справедливости, некоторым — вера в Бога; надежда на то, что психиатры других стран пытаются разоблачить карательную психиатрию в Советском Союзе.