Советская дипломатия на четырехсторонних переговорах по Западному Берлину (26 марта 1970 г. — 3 сентября 1971 г.) - [111]

Как уже отмечалось, правительство ФРГ увязало вопрос о ратификации советско-западногерманского договора от 12 августа 1970 г. с «удовлетворительным урегулированием» по Западному Берлину. Поэтому подписание Заключительного протокола могло состояться только с завершением Федеративной Республикой процесса ратификации договора с СССР.

Вокруг вопроса о ратификации этого договора в ФРГ разгорелась острая политическая борьба. Наиболее консервативная и антисоветски настроенная часть ХДС и ХСС противилась ратификации. Наконец, 17 мая 1972 г. западногерманский бундестаг подавляющим большинством голосов (248 — за, 10 — против, 239 — воздержались) ратифицировал Московский договор. 23 мая федеральный президент Г. Хайнеманн подписал закон о ратификации. Советская сторона также закончила свои процедуры по ратификации Московского договора.

3 июня 1972 г. в Бонне состоялся обмен ратификационными грамотами договора между СССР и ФРГ, означавший его вступление в силу. В это же время в Западном Берлине в здании бывшего Союзного контрольного совета А. А. Громыко, государственный секретарь США У. Роджерс, министр иностранных дел Англии А. Дуглас-Хьюм и министр иностранных дел Франции М. Шуман подписали Заключительный протокол Четырехстороннего соглашения. Этим протоколом правительства СССР, США, Англии и Франции ввели в силу Четырехстороннее соглашение от 3 сентября 1971 г. При этом имелось в виду, что одновременно с этим соглашением вступают в силу соглашение между правительствами ГДР и ФРГ о транзитном сообщении, а также урегулирования между правительством ГДР и сенатом Западного Берлина, достигнутые в связи с Четырехсторонним соглашением.

Выступая при подписании Заключительного протокола, Громыко от имени Советского правительства дал высокую оценку Четырехстороннему соглашению и выразил уверенность в том, что это соглашение, так же как и соглашения ГДР, ФРГ и сената «будут хорошо служить делу взаимопонимания и сотрудничества между государствами»[922].

Позже П. А. Абрасимов писал: «Дата 3 июня 1972 г., когда начали действовать соглашения, относящиеся к Западному Берлину, навсегда войдет в историю международных отношений — таково единодушное мнение как государственных деятелей четырех держав, обоих германских государств и многих других стран, так и мировой общественности, широко и одобрительно реагировавшей на подписание Заключительного протокола, завершившего данный этап западноберлинского урегулирования»[923].

В ином ракурсе виделись эти события послу СССР в ФРГ В. М. Фалину. «… По капризу актеров, — отмечал он, — обмен ратификационными грамотами, официально вводившими Московский договор в силу, попал в тень процедур подписания 3 июня 1972 г. заключительного протокола к Четырехстороннему соглашению (по Западному Берлину). Создавалось впечатление, что главное событие — введение в действие западноберлинских договоренностей, а Московский договор — гарнир к нему. Особенно перестарались в этом отношении советские средства массовой информации»[924].

Фалин обратил внимание на освещение этих событий 4 июня в «Правде» — главном советском официозе. «Под впечатляющими заголовками, — писал он, — подается репортаж из Берлина — министр иностранных дел СССР расписывается под протоколом. Фотографию, помнится, тиснули. Громыко произносит речь. Печатается текст. О совершавшемся в тот же день и час в Бонне обмене ратификационными грамотами — скромно, петитом, через запятую. Что сказали в данной связи П. Франк и советский посол, никому не интересно… Инициируй нечто подобное та часть прессы ФРГ, которая всячески дискредитировала Московский и Варшавский договоры, сказали бы — что с нее взять! Но нашим забыться в угодничестве перед должностью настолько, чтобы спутать в политике приоритеты?»[925].

Во второй половине дня 3 июня 1972 г. Громыко перелетел из Берлина в Бонн. После переговоров со своим западногерманским коллегой В. Шеелем он сказал Фалину: «Немцы поумнели за два последних года. Нам это обошлось не слишком дорого. Ради ратификации Московского договора, — произносит он шепотом, — не была бы чрезмерной платой даже передача Федеративной Республике Западного Берлина.»[926]

Сказать определенно, чем была вызвана эта фраза Громыко, невозможно. Не исключено, что эмоциями, возникшими в результате событий, происходивших 3 июня 1972 г. Фалин так прокомментировал слова советского министра иностранных дел: «В самом деле держал Громыко данный вариант в загашнике или это гипербола? Слова министра не могли забыться и воспроизведены абсолютно точно. Если подобным образом мыслили Брежнев и его коллеги по политбюро, то чего мы бились смертным боем за мелочевку?»[927].

В любом случае можно сказать, что Четырехстороннее соглашение от 3 сентября 1971 г. сыграло важную роль в улучшении отношений между Востоком и Западом. Оно положительно сказалось на общем политическом климате в Европе, способствовало общему прогрессу в подготовке общеевропейского совещания по вопросам безопасности и сотрудничества. Был сделан крупный шаг в направлении укрепления мира, открывавший благоприятные перспективы в деле дальнейшей разрядки международной напряженности. Четырехстороннее соглашение не было дипломатической победой трех западных держав или СССР. Не затрагивая принципиальные политические и юридические позиции сторон в западноберлинских делах, оно представляло собой разумный баланс интересов четырех держав — СССР, США, Англии, Франции.