Советская агентура: очерки истории СССР в послевоенные годы (1944-1948) - [7]

.

Хотя под бандитизмом понимался как политический, так и уголовный бандитизм, с 1947 г. карательные органы стали проводить юридические различия между ними. Секретным приказом за номером 0074/0029 от 21 января 1947 г. спецгруппы и все другие военные и осведомительные структуры на Западной Украине передавались из ведения МВД под юрисдикцию МГБ. На тот момент они насчитывали по меньшей мере 68 582 человек вооруженного личного состава. Передавались также и помещения, транспортные средства, другое имущество и денежные средства, две специальные школы для подготовки кадров в Саратове и Сортавале, 180 дополнительных места в год в системе высшего военно-технического образования, а также разветвленная иерархия ГУББ на Западной Украине, в Западной Белоруссии, Эстонии, Латвии и Литве и, наконец, две трети персонала ГУББ на остальной территории Украины и Белоруссии (с оружием, помещениями и пр.)[28]. Вскоре, в июне 1947 г., последовало переустройство всех карательных органов. С 1947 г. МВД направляло свою энергию исключительно на борьбу с уголовными преступлениями, в то время как МГБ и его послесталинский преемник КГБ ограничивались в основном политическими преступлениями[29].

В борьбе с преступностью Уголовный розыск МВД опирался на широкую систему осведомителей[30]. Информация, поступавшая от осведомителей пока остается засекреченной, но некоторые другие недавно рассекреченные документы позволяют судить о масштабах и относительной эффективности их деятельности. Так, на 1 января 1952 г., - как следует из доклада заместителя начальника управления уголовного розыска МВД полковника милиции Кирова — 730 оплачиваемых резидентов руководили деятельностью 10 473 оплачиваемых осведомителей, получивших только в 1952 г. за предоставляемую информацию 2 736 650 руб[31]. Киров сообщал, что в 1952 г. с помощью платных осведомителей было раскрыто 2 504 преступления и произведено 3 713 арестов: 27 — за убийства, 150 — за грабежи, 1524 — за различные виды воровства и хищений, 710 — за другие преступления.

Рассекреченные сведения МВД за 1953 г. показывают расширение сети осведомителей в борьбе против криминальных элементов:

На 1 января 1953: сеть агентов-осведомителей органов милиции по линии уголовного розыска состояла из 7 633 резидентов, 19 336 агентов и 136 775 осведомителей — всего 163 794 человек. Для встреч с осведомителями использовалось 4 685 конспиративных и явочных квартир.

В течение первой половины 1953 г. было вновь завербовано 10 187 человек, среди них: 69 резидентов, 3 530 агентов и 6 588 осведомителей. Создано 919 новых конспиративных и явочных квартир.

Исключено за тот же период 26 112 человек: 1 216 резидентов, 2 516 агентов и 22 380 осведомителей. Среди них: за дезинформацию и двурушничество — 7 резидентов, 53 агента и 124 осведомителя — всего 184 человека; за непригодность к работе — 1 186 резидентов, 2 110 агентов и 21 169 осведомителей — всего 24 465 человек; в связи с арестом и обвинением — 23 резидента, 353 агента и 1 087 осведомителей — всего 1 463 человека[32].

Осмысление советского бандитизма

Из наблюдений за состоянием преступности в СССР в послевоенные годы вытекают три взаимосвязанных вопроса.

Во-первых, статистические данные о преступности в стране указывают на то, что уголовный и политический бандитизм был сосредоточен в тех районах, где существовало националистическое повстанческое движение против советской власти. Означает ли это наблюдение, что советские органы не проводили различия между уголовным и политическим характером действий бандитов/повстанцев? Или же статистика фиксирует социальный хаос в этих областях и отсутствие эффективного контроля со стороны советского государства, что создает условия для расцвета криминальной активности?

“Борьба с бандитизмом” в СССР несомненно была политическим орудием для утверждения заново советского государственного контроля на всей территории страны. Повсеместно ощущавшаяся в послевоенные годы угроза общественному порядку, преимущественно в виде преступности, использовалась советскими властями для того, чтобы обеспечить процессу советизации массовую поддержку. Советское государство умышленно смешивало между собой осознанную политическую оппозицию режиму и уголовный террор. Но основные приоритеты в деятельности повстанческих групп антисоветского подполья укладывались в эту схему. Уголовные бандиты использовали те же методы неожиданных ударов и спешного отступления, создавая тем самым худую славу всем “бандитам” — и грабителям, и повстанцам — среди местного населения. Взять лишь один пример: даже между собой подпольщики-националисты на Западной Украине горько сетовали по поводу действий настоящих бандитских групп, стоявших вне политики. В июле 1945 г. руководитель делегации польской Армии Крайовой (АК) на встрече с руководством УПА (Украинской повстанческой армии) заявлял:

…в польском обществе много безответственных элементов (в том числе и среди поддерживающих нас), у кого есть тесные контакты с бандитами, — в основном среди молодого поколения. Они злоупотребляют авторитетом АК [действуя от ее имени], грабят в личных целях и вымогают не только у украинцев, но и у поляков. Мы должны всеми силами их уничтожать