Совершеннолетние дети - [161]

Шрифт
Интервал

Дарка, напротив, думала, что пребывание в регате, собственно, не в регате как таковом, а в относительно большом городе, каким, по описанию Орыськи, были Гицы, контакты (хотя бы в гимназии, где Уляныч преподавал математику) с интеллигентными людьми изменили Уляныча к лучшему и он приобрел приличные манеры.

На второй день рождества Поповичей пригласили к Подгорским. Дарка, чтобы развеять свою тоску по Данку, которого ей не удалось там встретить, поскольку он вообще еще не приехал в Веренчанку, весь вечер наблюдала за поведением хозяйского зятя. Оно было безупречным. Непринужденность, с какой он приветствовал гостей, помогая дамам снять верхнюю одежду, галантность, с какой целовал старшим дамам руки, легкость, с какой вводил мужчин в курительную комнату, где их уже ждал зеленый столик, элегантность, с какой заправлял манжеты сорочки в рукава, стиль его анекдотов, сосредоточенное внимание, с которым умел слушать нудного соседа, подбор слов в его речи — все свидетельствовало о том, что Дмитро Уляныч из деревенского парня стал интеллигентом. Правда, в одном Орыська была права на сто процентов: Уляныч не смог и, верно, никогда не сможет духовно порвать со своей мужицкой стихией. И если у Костика тяга к своему носит несколько романтический и болезненный характер, то у Уляныча эта привязанность к своему имеет глубокие и трагические корни.

Почему глубокие и трагические?

«Не знаю. Так мне кажется, а мне нет еще и семнадцати.

И снег из-под лошадиных копыт (мужские спины не очень-то защищали от него), и звон колокольчиков, и бесконечное заснеженное поле — как бы все это иначе воспринималось, будь ты, любимый, рядом!»

Когда сани въехали во двор невесты, оказалось, что все уже ждут запоздалых гостей, чтобы идти в церковь. Даркины глаза и сердце тотчас успокоились, как только в толпе молодых людей она увидела Данка. Как он вырос за это время, что они не виделись! Вытянулся и поэтому, очевидно, еще больше ссутулился. Было похоже, что и он искал Дарку. Встретившись с ней глазами, он приветствовал ее вежливо, но как чужую. Дарка поняла почему. «Мафия» следила за каждым его жестом. Когда их взгляды встретились снова, он бровью повел в сторону друзей: мол, я бы подошел к тебе, но теперь не могу.

«Но за столом будешь рядом?..» — спросила его в свою очередь Дарка.

«А как же иначе?»

«А эти, — теперь Дарка повела бровью в сторону «мафии», — разрешат тебе?»

«Не делай из меня такого уж безвольного раба!» — так же без слов, одной злой складочкой между бровями, ответил Данко.

Церковка была недалеко от усадьбы Елинских, так что свадебная процессия во главе с женихом и невестой двинулась пешком. Дарке понравилось, что семья жениха явилась одетая не по старинке и не по моде, а так, как было принято в селе.

Дарка опасалась, что жених у самого алтаря снова выкинет какое-нибудь коленце, но, слава богу, все закончилось хорошо. Позже, за столом, говорили, что мама Костика стояла у него за спиной и буквально придерживала за полу сюртука, чтобы он в последнюю минуту не сбежал из-под венца.

Жених не очень горячо, но и не очень вяло заявил, что по доброй воле берет в жены стоящую рядом с ним невесту. Священник прочитал соответствующее место из евангелия, благословил кольца, молодые надели их себе на пальцы и стали уже мужем и женой. Все так просто, что даже страшно.

Возвращение из церкви несколько затянулось — всем хотелось поздравить молодых.

Дарка смогла поздравить Костика только в доме. Когда она подошла к молодому, он наклонился якобы поблагодарить за добрые пожелания, но спросил страстным шепотом:

— Ты почему не захотела выйти за меня замуж? Я б тебя, глупенькую, на руках носил…

«У меня, очевидно, было очень растерянное лицо, потому что Данко подошел ко мне и спросил:

— Что с тобой? Что он сказал тебе?

На мое счастье, вокруг все засуетились (гости старались занимать места целыми компаниями), и я могла не расслышать вопрос Данка. А стало быть, и не ответить на него».

— Сядем вот здесь, — Дарка указала на первые свободные места с края, боясь, чтобы кто-нибудь не перетянул Данка в свою компанию и не разлучил его с нею.

— А почему здесь? Не спеши. Мы тоже сядем со своими. Может, еще петь придется. А где Орыся?

«Не знаю. Не знаю. Боже мой, а что, если мама права и он предпочитает мне эту музыкальную гусыню?»

Орыся как раз оккупировала шесть мест за другим столом и подавала знаки, чтобы пробирались к ней. Ее окружали четверо, то есть все бывшие на свадьбе студенты. Одного из них, с красивой фамилией Соловей, Дарка знала по черновицкому поезду. Соловей садился в Кицмани и всегда почему-то в последний вагон.

Он, видимо, тоже помнил Дарку, потому что, когда их знакомили, оба одновременно воскликнули:

— А мы уже давно знакомы… не раз виделись!

Орыська (конечно, как она и рассчитывала) сразу же оказалась в центре внимания. Ее серебряному платью и впрямь суждено было сыграть большую роль.

Дарка посмотрела на молодых. Они сидели на почетном, устланном коврами месте, как два случайных попутчика на одной вагонной скамье.

Ляля Данилюк тоже не по любви выходила замуж за своего Альфреда, но та хоть за свадебным столом сыграла роль влюбленной в новоиспеченного мужа, чем хоть немного замаскировала свой позор. (Дарка убеждена, что выходить замуж без любви — это позор, да еще какой!)


Рекомендуем почитать
Комната из листьев

Что если бы Элизабет Макартур, жена печально известного Джона Макартура, «отца» шерстяного овцеводства, написала откровенные и тайные мемуары? А что, если бы романистка Кейт Гренвилл чудесным образом нашла и опубликовала их? С этого начинается роман, балансирующий на грани реальности и выдумки. Брак с безжалостным тираном, стремление к недоступной для женщины власти в обществе. Элизабет Макартур управляет своей жизнью с рвением и страстью, с помощью хитрости и остроумия. Это роман, действие которого происходит в прошлом, но он в равной степени и о настоящем, о том, где секреты и ложь могут формировать реальность.


Признание Лусиу

Впервые издаётся на русском языке одна из самых важных работ в творческом наследии знаменитого португальского поэта и писателя Мариу де Са-Карнейру (1890–1916) – его единственный роман «Признание Лусиу» (1914). Изысканная дружба двух декадентствующих литераторов, сохраняя всю свою сложную ментальность, удивительным образом эволюционирует в загадочный любовный треугольник. Усложнённая внутренняя композиция произведения, причудливый язык и стиль письма, преступление на почве страсти, «саморасследование» и необычное признание создают оригинальное повествование «топовой» литературы эпохи Модернизма.


Прежде чем увянут листья

Роман современного писателя из ГДР посвящен нелегкому ратному труду пограничников Национальной народной армии, в рядах которой молодые воины не только овладевают комплексом военных знаний, но и крепнут духовно, становясь настоящими патриотами первого в мире социалистического немецкого государства. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Скопус. Антология поэзии и прозы

Антология произведений (проза и поэзия) писателей-репатриантов из СССР.


Огнем опаленные

Повесть о мужестве советских разведчиков, работавших в годы войны в тылу врага. Книга в основе своей документальна. В центре повести судьба Виктора Лесина, рабочего, ушедшего от станка на фронт и попавшего в разведшколу. «Огнем опаленные» — это рассказ о подвиге, о преданности Родине, о нравственном облике советского человека.


Алиса в Стране чудес. Алиса в Зазеркалье (сборник)

«Алиса в Стране чудес» – признанный и бесспорный шедевр мировой литературы. Вечная классика для детей и взрослых, принадлежащая перу английского писателя, поэта и математика Льюиса Кэрролла. В книгу вошли два его произведения: «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье».