Совершенно секретное дело о ките - [9]

Самолет улетел.

— Чего решил, Наука? — спросил Шкулин.

— Ничего.

— Ну и зря. У нас план есть…

— Что за план?

— Надо ставить загородку.

— Так, — крякнул Медучин, — так. Гм…

Шкулин молчал, выжидающе глядя на Медучина. Подошел Бровин. Теперь они стали молчать втроем.

Рыбаки знали, что Медучину известен не только режим реки в разные месяцы, ему известны притоки и проверенные им самим даты наиболее полного осеннего хода, когда рыба скатывается в реку, а оттуда в море. У Медучина карты и дневники двух лет исследований. И наука должна им помочь. Но дело в том, что способ, предложенный рыбаками, — браконьерский. И они знали — Медучин на это не пойдет, и не потому, что он облечен правами и рыбинспектора, и охотинспектора, он человек науки — и это все, и, сколько бы они вместе ни съели таежной каши и таежной соли, — ничто не поможет Медучину идти против себя.

— Мы сделаем сами, Наука. Ты только скажи, где… И все.

— И закрыть глаза. Да?

— Да. Ты ничего не знаешь. Мы сами… — уговаривал Шкулин.

Медучин молчал. Спросил у Бровина:

— Что скажешь, бригадир?

— Дык я чо? Я как все. Я так думаю — мы перед ледоставом и так возьмем, неводом. Понемножку — зато верней. Но там на прииске — люди. Понимаешь, Наука?

— Понимаю, понимаю…

— Вот у нас полна кладовка консервов, — продолжал Бровин. — Мы хоть одну банку за лето съели?

— Нет, только компоты.

— Во, ели только компоты. А остальное нам ни к чему, невкусно и непитательно, — рассмеялся Бровин. — С консервов жиру не нагуляешь. Вот и думаю я — можно поставить загородку и взять тонн пятьдесят, для реки это мелочь. А?

— Ты, Наука, не боись, — опять завел свое Шкулин, — Мы понимаем, тебе оно не с руки — нарушать законы, нагорит….

— Не в этом дело!

— И в этом, чего уж там, и в этом! Мы ж с понятием. Вот и говорим — ты ничего не знаешь… А?

— До вечера! — попрощался Медучин, встал и пошел к реке.

Надо идти по узкой тропинке, огибая фиолетовые островки иван-чая, тут их целая плантация, и тогда справа будет река, слева маленькая черная коптилка, и из крайнего дома выйдет Анфиса и скажет: «Это ты? Здравствуй!» Она всегда так встречала Медучина, и на этот раз она увидела его в окно, вышла:

— Это ты? Здравствуй!

— Здравствуй…

— Где пропадал, Наука?

— В верховьях…

— Ой ли? А не в Ост-Кейпе часом? Баб-то у тебя там, поди, не сосчитать!

— Куда уж! Не до баб нынче…

— Чего так?

— Да так… работа такая…

— Вы из-за работы все забудете. Вот через неделю и я в Ост-Кейп совсем уеду. Думала, ты меня повезешь… оказывается, нет… не ты…

— Некогда мне по поселкам разъезжать.

— Вот и я говорю, некогда. Бровин-то месяц назад, когда вез, сулился…

— Чего он?

— Чего-чего… Балыков обещал — нету, ребенка сделать обещал — нету, думала, хоть назад Наука меня повезет, сломаю по пути мотор, и никуда он от меня из одной палатки не денется, — опять нету! Что делать, а?

В глазах у нее боль и смешинки. Не по себе стало Медучину:

— Ладно тебе, наговоришь тоже!

— Заходи чай пить, чего боишься!

— И зайду… Где дед?

— Скоро придет… пошел лесины прямые для жердей выбирать.

Медучин пил чай, слушал щебетанье Анфисы, смотрел, как она суетится, а на уме у него было одно — предложение рыбаков, загородка эта проклятая… Мучился он и понимал, надо что-то решить, решить окончательно. И от этого решения зависит многое — и авторитет Медучина в тайге, и настроение на прииске, и его собственное спокойствие, и карьера, наверное, тоже… Черт возьми, вот уж слово смешное, карьера…

Вместе придумывать легче, решает он и выходит на крыльцо дожидаться старика.

5

— Вот если тебе работу дали, — вел назидательно Шкулин, — ты старайся от нее сначала отказаться, не получилось — старайся спихнуть ее другому, опять не вышло — сделай тогда ее так, чтобы тебе больше не поручали! Ха-ха-ха!

— То-то, я смотрю, ты не шибко потеешь, когда лонг-линь тянешь, — сквозь смех заметил Бровин.

— Не-е, — замотал головой Шкулин, — на рыбалке я как все, на рыбе сачковать нельзя, а то зимой палец сосать будешь… Работать так работать, на хрен торопиться!

«Вот поди ж ты, — думал Медучин, — отчего это в тайге да в тундре всякая работа делается в охотку? Нет такого, чтоб было лень или противно… странно это. А может быть, это от подспудного сознания, что если ты не сделаешь, то никто не сделает… Может, это просто от необходимости выжить, от инстинкта?»

Задумывался Медучин, хотел разобраться в себе, что же его гонит все время в тундру? Желание быть свободным, ни от кого не зависимым? Неправда, начальство хоть и далеко, по от него все равно никуда не деться… А может быть, все-таки лень? Обычная простая человеческая лень гонит его черт знает куда? «Ну конечно же, — думал, Медучин, — конечно же! Я не хочу подчиняться будильнику, вставать в семь, а в восемь идти на службу. Лучше я здесь встану в пять, а в десять сломаю ногу в Большом Каньоне, как было в прошлом году, но зато буду сам себе голова. Здесь просто ближе к природе. Вот почему мне всегда в поле хорошо, даже если трудно…»

Он собирал карабин, через час им со Шкулиным идти на охоту. В леднике осталась только шея от лося, убитого в прошлом месяце. Решили взять еще одного. В помощь Медучину Бровин выделил Петра, тот видел на дальних косах следы. У Медучина пять лицензий, хватит на весь сезон и на зиму останется. Верного решили не брать, чтобы тот не спугнул зверя.