Сова по имени Уэсли - [24]

Под насестом Уэсли стояла его переноска, в которую я тут же засовывала его при первых подземных толчках. Он, кажется, примерно понимал происходящее, потому как спокойно сидел в переноске, вполне довольный жизнью, пока все не успокаивалось и я не выпускала его обратно.

Время летело стрелой. Казалось, я только пару недель назад забрала Уэсли к себе, и вот он уже празднует свой первый день рождения – десятое февраля. Мы с доктором Пэнфилдом прикинули, что в нашу первую встречу в Калтехе в День святого Валентина ему должно было быть дня четыре, так что я официально постановила, что день рождения (или день вылупления?) у него – десятое число. Я решила, что настало время впервые дать ему живую мышь, в честь всего, чему он научился и чего достиг за этот год. В конце концов, он уже некоторое время оттачивал свое мастерство охотника – так почему бы не позволить ему попрактиковаться на настоящей жертве? Я, однако же, весьма серьезно подошла к вопросу и оставалась неподалеку, чтобы вмешаться, если он станет мучить или пугать мышь вместо того, чтобы мгновенно ее убить.

Я взяла маленькую мышку и посадила в душевую кабину, из которой она не могла выпрыгнуть. Это давало Уэсли время на то, чтобы спокойно прицелиться и схватить ее. Я была уверена, что Уэсли взлетит, спикирует на мышь, схватит ее когтями и ударит клювом по шее, как в случае с тем контейнером для пленки. Не тут-то было. Уэсли испугался живой мыши до трясучки – спрятался за дверью ванной комнаты и тихо шипел. Собрав в когтистый кулак остатки храбрости и гордости, он все же вышел к мыши и встал перед ней, медленно делая «совиное не-не-не». Не чувствуя никакой угрозы, мышь продолжала умывать мордочку. Доктор Пэнфилд предупреждал, что сова, росшая с человеком, никогда не научится охотиться сама, так что этого, в принципе, следовало ожидать. Причин тут могло быть несколько. Для начала очевидно, что сова, выращенная человеком, за отсутствием родителей этого самого человека и копирует. Гораздо интереснее было то, что он стал угрожать мыши. Возможно, он был сбит с толку, поскольку раньше видел мышей только дохлыми, и зрелище живого грызуна напугало его, потому он и встал в защитную позу. А может быть, причины были куда более сложные.

Люди и другие млекопитающие осмысляют опасность при помощи постоянно загруженной части головного мозга, именуемой миндалевидным телом, – она отвечает за сенсорный вход, то есть за получение сигналов от всех наших органов чувств. Миндалевидное тело – как Центральный вокзал для наших чувств: обрабатывает все наши ощущения при помощи воспоминаний и эмоций. У птиц оно гораздо более развито, чем у млекопитающих, и занимает больший объем в головном мозгу. Возможно, это объясняет их высокий интеллект и нестандартное мышление. Раньше ученые считали, что мозг у птиц устроен проще, чем у млекопитающих; теперь же они склоняются к тому, что устроен он примерно так же сложно, но кардинально по-другому.

У птиц образуются точно такие же нейронные связи, как и у млекопитающих, однако некоторые отделы их мозга в ходе эволюции развивались совершенно иначе. Например, миндалевидное тело большого размера, скорее всего, необходимо им для обработки более сложных процессов. У млекопитающих этот отдел головного мозга является основным органом, отвечающим за эмоции, тогда как у птиц он предназначен скорее для восприятия и сбора информации.

Если подытожить, то получается, что мозг птиц развил у них интеллект по совершенно иному принципу, нежели у нас, и мы только сейчас начинаем постепенно понимать их образ мыслей. Сравнивая функции головного мозга и его строение у птиц и у млекопитающих мы можем сделать вывод о том, что мы развивались по-разному на физиологическом уровне. Однако даже с учетом всех этих фундаментальных различий, в результате мы имеем сходные типы интеллекта, позволяющие нам осознанно взаимодействовать и даже сообщать друг другу различные эмоции.

В чем бы ни была причина странной реакции Уэсли на мышь, я решила отложить его «инициацию» на следующий год.

7 Вкусные мышки

КАКИЕ-ТО ОЧЕНЬ важные люди из Англии приезжали в Штаты и должны были остановиться в доме Вэнди. Все в нашей большой и дружной семье нервничали по этому поводу и старались, чтобы все прошло идеально, так что предшествующую их визиту неделю мы провели за генеральной уборкой, планированием завтраков, обедов и ужинов – и повторной генеральной уборкой.

В тот вечер, когда должны были приехать гости, я притащила домой два пакета живых мышей и оставила в ванной, намереваясь убить их там на полу и спрятать тела в холодильник до прибытия августейших персон. Как и все взрослые сипухи, Уэсли съедал три-четыре крупные мыши в день, и порой за его прожорливостью было нелегко поспевать. Однако не успела я приступить к экзекуции, как из кухни раздался голос Вэнди:

– Эй, Стэйси! Поможешь порезать овощи для салата?

– Конечно, иду! – отозвалась я и пошла помогать подруге, полагая, что это займет у меня всего пару минут. Но об этом позже.

Нарезая морковь, я переживала из-за того, что если Вэнди расскажет гостям об Уэсли, то они непременно захотят с ним познакомиться. Если я привяжу его к насесту, то гости вполне смогут просто постоять у двери и полюбоваться им, однако практика показала, что, увидев его, люди как правило загорались любопытством и начинали просить посмотреть, как он летает и играет, или даже пытались его погладить. Что было, разумеется, абсолютно невозможно, поскольку Уэсли очень стеснялся незнакомцев. Хотя ничего странного или неправильного в их просьбах, конечно, не было. В конце концов, не каждый день представляется возможность пообщаться с живой совой. Я была не против показать его им, только не была уверена, что им понравится его трапеза.