Сосны. Заплутавшие - [50]

– Какой властью? – повторил Уэйн.

– Чем скорее вы примиритесь со своей новой жизнью здесь, тем лучше у вас пойдут дела.

Бёрк надел шляпу.

– Хотел бы я, чтобы вы просто прямо выложили, что у вас на уме, – сказал мистер Джонсон.

– Простите?

– Если я попытаюсь уйти, вы меня убьете. Суть в этом, верно? Это та самая горькая правда, вокруг которой вы танцуете?

Итан похлопал по руководству для вновь прибывших.

– Здесь есть все, – сказал он. – Все, что вам нужно знать. В городе – жизнь. За пределами города – смерть. Все и вправду очень просто.

Когда он вышел из кухни и вернулся к передней двери, Уэйн Джонсон окликнул его:

– Я мертв?

Итан уже взялся за дверную ручку.

– Пожалуйста, шериф, просто скажите мне. Я могу с этим справиться. Я погиб в той аварии?

Итану не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что мужчина плачет.

– Это ад?

– Это просто город, мистер Джонсон.

Когда Бёрк вышел, в его голове крутилась единственная мысль: «Пэм бы гордилась мной».

И впервые в своей жизни он почувствовал себя по-настоящему злым.

* * *

Итан рассчитал время своего пути до дома так, чтобы заглянуть в ювелирный магазин, а потом зайти в агентство недвижимости Терезы как к концу ее рабочего дня. Он завернул за угол Главной; нога сзади побаливала в месте разреза.

Небо затянулось тучами, зажглись уличные фонари, стоял жгучий холод.

Вот она – стоит в полуквартале отсюда, глядя вверх, в ночь. На ней был серый шерстяной плащ свободного покроя и вязаная шапка, завязанная под подбородком – виднелось всего несколько прядей светлых волос.

Тереза пока не заметила его и пыталась вытащить ключ из замка. Безучастность ее лица что-то надломила в Итане.

Она выглядела сокрушенной.

Изношенной.

Он окликнул ее по имени.

Она оглянулась.

У Терезы была черная полоса. Он сразу это увидел. Мог побиться об заклад на деньги, что она весь день боролась со слезами. Потянувшись к жене, он обнял ее.

Они вместе пошли по тротуару.

На улице была всего горстка людей, которые запирали магазины, возвращались домой с работы.

Итан спросил, как прошел день, и она ответила:

– Прекрасно, – голосом, который подсекал значение этого слова.

Они двинулись наискосок через перекресток с Шестой улицей.

– Я не могу этого сделать, – сказала Тереза.

Теперь в ее голосе звучали слезы, горло ее сдавило от эмоций.

– Нам нужно поговорить, – сказал он.

– Я знаю.

– Но не здесь. И не так.

– Нас сейчас могут услышать?

– Если мы не будем осторожны. Говори тихо и смотри в землю. Кое-что я не рассказал тебе прошлой ночью.

– Что?

Итан обнял ее за талию, притянул ближе и проговорил:

– Погоди секундочку.

Они прошли мимо уличного фонаря на углу, в котором, как знал Итан, были спрятаны камера и микрофон.

Когда они отошли от фонаря на пятьдесят шагов, он сказал:

– Ты знала, что в твоей ноге, сзади, есть микрочип?

– Нет.

– Вот так они нас отслеживают.

– У тебя тоже есть такой чип?

– Свой я только что вынул. Временно.

– Почему?

– Объясню позже. Я хочу вытащить твой. Только тогда мы сможем по-настоящему разговаривать.

Их дом стоял недалеко от холма.

– Это будет больно? – спросила Тереза.

– Да. Мне придется сделать разрез. Мы сделаем это в кресле, которое стоит в кабинете.

– Почему именно там?

– Там в нашем доме «слепое пятно». Единственное. Камеры не могут нас там увидеть.

Ее губы сложились в еле заметную улыбку.

– Так вот почему ты всегда хотел меня в кабинете…

– Именно.

– Уверен, что сможешь это сделать?

– Думаю, да. Ты готова?

Тереза сделала глубокий вдох, потом выдохнула.

– Буду готова.

* * *

Итан стоял под аркой между кухней и столовой, глядя на Бена: тот сидел за столом, утонув в большом халате и набросив на плечи одеяло. Единственным звуком в доме был звук карандаша, которым мальчик водил по бумаге.

– Привет, дружище, – сказал Итан. – Как продвигается?

– Хорошо.

Бен не поднял глаз от своего рисунка.

– Над чем ты там трудишься?

Сын показал на стоящий в центре стола предмет – хрустальную вазу с букетом цветов, который долго держался, прежде чем капитулировать перед холодом в доме. Опавшие, потерявшие цвет лепестки валялись на столе вокруг вазы.

– Как прошел день в школе?

– Хорошо.

– Что ты проходишь?

Это вырвало Бена из сосредоточенности.

То был откровенно ложный шаг – похмелье от прежней жизни Итана.

Сбитый с толку мальчик поднял на него глаза.

– Неважно, – сказал Итан.

Даже в доме было настолько холодно, что он видел пар от дыхания сына.

Ярость нахлынула ниоткуда.

Он круто повернулся и зашагал по коридору, рывком распахнул заднюю дверь, вышел по настилу во двор.

Трава была пожелтевшей, умирающей.

Осины, которые отделяли их участок от соседского, практически в одночасье потеряли листву. Пол дровяного сарая все еще был усыпан кусочками коры и сосновыми щепками, оставшимися от прошлогоднего запаса дров.

Выдернув топор из колоды с плоской верхушкой, Итан представил, как Тереза рубит тут дрова – одна, на холоде, пока он все еще в консервации.

Бёрк ринулся обратно в дом, темная сила ехала на его плечах.

Тереза была в столовой вместе с Беном, наблюдая, как тот рисует.

– Итан? Все в порядке?

– В полном, – ответил он.

Первый удар расколол пополам кофейный столик, сложив две половинки внутрь.

– Итан! Какого черта?