Сошествие во ад - [7]

В селе Добрыни, где я проводил детство, был диакон на дьячковской вакансии. Он получил свое скромное место в приданое за женою, бывшею дочерью униатского попа или распопа, по имени Фока. Отец Фока был «из непокорных униатов». Впрочем, все данные для истории Фоки у нас ограничивались тем, что он «с митрополитом Семашкой был в школе товарищ и вместе с ним на православие подписался, но не захотел „долгих кос косить“, и так заспорил, что сказал: „я тебя переживу“. Семашко же будто отвечал Фоке; „а я тебя на высыл представлю“. Каждый и начал доказывать друг другу то, чем грозился. Семашко удалил Фоку с места и „представил на высыл“, а Фока пошел его „переживать“. Высыл Фоке вышел из Виленскон губернии в Орловскую, где о ту пору был архиерей из южных уроженцев, – нерасположенный к Антонию Семашко. Это стечение обстоятельств послужило в пользу Фоке: архиерей узнал о бедственном положении голодавшего „недоверка“ – и „предоставил одной из его дочерей дьяческую ваканцию в селе“. Но этим еще владыка орловский не окончил свою укоризну Семашке, а взял да и произвел Фокина зятя из дьячков в дьяконы. Сам же Фока как-то совсем отпал духовного чина, ходил в „сурдуте“ и обучал латинскому языку и другим наукам детей у нашего предводителя, а потом оставался у него „вольным секретарем“. Что касается духовных прав отца Фоки, то никто не знал, как на этот счет располагать о нем. Приходские батюшки не отчисляли Фоку ни к приказным, ни к благородным, но в отличие от себя называли его „распопом“, а мужики, слышавшие, что он „униат“ – без дурной мысли именовали его „тунеядом“».

У Фоки была изрядная библиотека, в которой находилось много книг почаевской и гродненской славянских типографий и несколько рукописей, – извлечений и переводов, сделанных самим отцом Фокою.

Когда Фока умер и библиотека его перешла к его зятю диакону на дьяческой вакансии, – тот устроил литературное сокровище Фоки сообразно своему усмотрению, и только одну рукопись оставил себе «для душевной пользы», а польза заключалась в том, что в пасхальную ночь, когда дворяне, их дети, дворовые люди и мужики, боясь ночной темноты и распутицы, прибывали из деревень к церкви с вечера и в ожидании заутрени размещались по домам на поповке, – тогда каждый год в риге у диакона составлялось прелюбопытное чтение, за удовольствие слушать которое всякий «слухач» должен был дать три копейки на свечку.

Тут мы и получали о предстоящем часе воскресения Христова такие любопытные сведения, каких ни в каком другом месте не получишь. И вот зато теперь нам страннно и смешно слышать, что чужестранцы толкуют, будто самая любимая икона русского народа «пишется по фантазии художника», а бывшие в ту пору в Париже писатели наши не нашлись это поправить. Пусть, однако же, хоть далее не думают так ошибочно наши просвещенные люди, которым не пришлось раньше узнать сб этом.

Впервые опубликовано – «Петербургская газета», 1894.