Соседи - [6]

Поляну я накрыл в полном соответствии с замыслом, и, встречая гостей, разъяснительную работу насчёт культуры потребления среди каждого из них провёл. Сели. Гости, значит, после моего ликбеза бросают в стаканы кубики льда, наливают граммов по пятьдесят, от силы — по семьдесят, как вдруг Арина в платье в этом своём торжественном встаёт и говорит:

— Прошу внимания.

Поскольку народ трезвый совсем ещё был, то просьбу Арины охотно уважили. Хотя лично мне от её интонации сразу не по себе стало, и не зря.

Лёд Арина проигнорировала, зато стакан на 0,25 налила доверху, с горкой практически. Народ от такого предисловия аж дышать перестал, чтоб не спугнуть.

— Хочу, — говорит Арина, — выпить за Мирона. (За меня, то есть — прозвище это моё в юности было).

Он, говорит, такой замечательный, хоть и женился год назад чёрт знает на ком — выбрал куклу какую-то заезжую, да ещё на несколько лет старше. (По счастью, жена моя на каникулы к маме своей уехала и на празднике не присутствовала). Я, говорит Арина, Мирона давно люблю, и пришла к нему сегодня в свадебном платье, которое я сшила своими руками, и теперь хочу, чтобы он на свой день рождения подарил мне поцелуй, после которого он, наконец, про настоящее своё счастье всё правильно поймёт.

Ни капли не расплескав, Арина стакан до губ донесла и степенно, с достоинством, небольшими глоточками, выпила. Так выпила, что и Джеймс Бонд бы позавидовал.

Народ от растерянности зааплодировал, и только футболист один, который у нас в сборной райцентра последнего защитника играл, возмутился. Чему, говорит он, вы хлопаете? Она же, говорит, будущая мать.

Ребята смутились (трезвые ведь ещё), попросили от греха подальше рюмки принести, а я после этого за свою затею со льдом и стаканами весь вечер сгорал от стыда и при каждом удобном случае пытался как-нибудь незаметно сквозь землю провалиться. В общем, праздник не задался. Хорошо ещё Арина тогда сразу опьянела и поцеловать меня не успела, так что объясняться с ней по поводу чувств её, глубоких и пылких, мне не пришлось. Над ней в тот вечер наш последний защитник шефство взял. Вывел Арину проветриться, а она на улице попросила до реки её проводить, но не в смысле топиться, как он мне потом рассказывал, а в смысле освежиться, и там, на реке, значит, выяснилось ещё, что намерения у неё насчёт меня и нашего с ней счастья совместного самые серьёзные были, поскольку под свадебным платьем на ней совсем ничего не было.

…

В следующий раз мы с Ариной увиделись через пять лет. Оба мы к тому времени перебрались из райцентра в столицу области. А вот в остальном наши пути не очень совпали. Я развёлся, она вышла замуж за известного в области писателя. Я перебивался случайными заработками, она сделала умопомрачительную для 90-х карьеру, став корреспондентом на областном телевидении.

Новости про телевидение и солидного мужа-писателя заставили меня взглянуть на старую знакомую другими глазами и сразу увеличили дистанцию между нами. Согласитесь, при таких обстоятельствах странно было бы сохранять чуть снисходительную и как бы слегка покровительственную интонацию старшего товарища.

Пока я переваривал новое впечатление, Арина пригласила меня в гости. Завтра, в семь вечера. Знали б вы, сколько пять лет назад было таких приглашений, и как я устал от них отшучиваться. А тут я вдруг поймал себя на том, что нынешнее приглашение мне, пожалуй, даже польстило. Сказал, что очень рад предстоящему знакомству с её мужем-писателем, причём, сказал искренне: подобный визит придавал мне значимости, в которой я тогда дико нуждался, и был уверен, будто самый верный способ стать значимым — познакомиться с теми, кого считают значимыми. С телезвездой и писателем, например.

Однако знакомству с настоящим советским писателем, членом Союза и даже каким-то комсомольским лауреатом, не суждено было состояться. Арина сообщила, что писателям сейчас платят совсем не так, как при социализме, поэтому муж вынужден работать в газете, и в данный момент находится в длительной командировке за пределами области. Сначала я расстроился, но потом в памяти всплыл чувственный тост, произнесённый Ариной на моём дне рождения, я сопоставил его с приглашением в отсутствие мужа, и снова воодушевился. Чем, в конце концов, интрижка с женой писателя хуже знакомства с самим писателем?

Уже с порога мне стало ясно: насчёт интрижки я не ошибся. В квартире, говоря по-писательски, царил волнующий полумрак, который подчёркивали живописно расставленные там и тут свечные огарки, а на кухонном столе стояли заиндевевшие после морозилки пол-литра «Сибирской», домашние соленья с маринадами, две рюмки и два прибора.

Одежда хозяйки подтверждала мою догадку. Яркие лосины обтягивали точёные икры, крутые бёдра и плоский живот сохранившей отличную форму лыжницы-перворазрядницы. А полупрозрачная белая рубашка позволяла во всех подробностях рассмотреть не стеснённую бельём грудь, которая для перехода на уровень КМС2 стала, пожалуй, великовата, но вот для того, чего Арина хотела пять лет назад… С такими мыслями я взглянул, наконец, на лицо Арины, и мне стало неловко. В её взгляде не было ничего ни про секс с симпатичным любовником, который намного моложе мужа, ни про самоутверждение, ни про месть за несостоявшийся в юности роман. Глаза Арины повторяли одну очень простую фразу: «Дурак, я же до сих пор в тебя влюблена».