Сорок тысяч - [15]

Посидела немного. Начало клонить в сон. Выпустила коленки из-под растянутого свитера и пошла к плите. Налила себе кружку горячего крепкого чая. Ложка сахара и долька лимона.

Как хорошо утром бывает просто выпить в тишине чаю. Да еще и свежезаваренного. Да еще и с лимоном.

Из-под кухонного гарнитура вылез паучок. Осмотрелся по сторонам. Неслышно пробормотал что-то вроде «кругом бардак» и снова убежал в темноту.

День официально вступал в свои права.

Я пошла в ванну. Открыла воду.

Вернулась на кухню. Вытащила сигарету из тонкой пачки. Почему-то сразу не прикурила. Задумалась о чем-то неважно-глубоком. Первое облачко дыма вернуло к реальности.

Ванна набралась. Можно идти и замачиваться. И собираться на работу, ибо работа являлась полной альтернативой жизни.

Вдруг, увидев себя со стороны, поняла, что каждое утро я садилась на кухне с чаем и ждала звонка от того, кто не позвонит, как раньше.

ВАРЕНЬКА

Родилась ли я в любви?

Да. И рядом был он. Отец.

Папа был особенным человеком. Очень светлым. Порой до безобразия несуразным. Смешным. Но лживым – никогда.

Они познакомились с матерью, когда он еще работал на стройке, зарабатывая средства на то, чтобы оплатить учебу в институте, а она торговала газетами в киоске. Имея высшее образование по социологии и протестуя против мира капитала.

Роман разворачивался, как снежный ком, из которого в итоге и выкатилась я.

И с тех пор он был вокруг. Не рядом, а именно вокруг. Он сам купал меня, укладывал спать, отводил и забирал из садика, вытирал сопли и строил, если я начинала творить, как он говорил, «бесподобнейшуюнесусветицу».

Мы ходили гулять при первой возможности. Или он устраивал веселый вечер с драками подушками и горячим шоколадом: мы боролись, прыгали на диване, резались в карты и постоянно смеялись над всем, что видели и слышали. Или, как взрослые, сидели на балконе, время от времени хитро переглядываясь и улыбаясь. Он курил, я пила сок, и мы вдвоем смотрели, как солнце прячется в листве.

И все это было замешано на тонкой паутине его рассказов… Порою нелепых, странных и непонятных, но всегда новых. За многие годы он ни разу не повторился.

Так в моем мире поселялись и буддистские монахи, обуреваемые страстями и привязанностью к алкоголю, страшилы под кроватью, которые на поверку оказывались милейшими тварями, боящимися, и небезосновательно, людей. Странные старушки, побеждавшие мировое зло, и настоящий мир фей, которые по выходным курили трубку, пили ром и стирали крылья в местной химчистке.

И весь этот мир был только нашим. Когда мне было три года, он вырезал большие буквы из цветного картона и приклеил их на стену. Мой первый алфавит. Я надевала его очки, расправляла пижаму и с указкой учила его новым словам. Он хорошо учился, и уже к четырем годам я бегло читала газеты. В туалете. Как взрослая.

Иногда он приходил домой пьяненьким, с кульком конфет, и шел, извиняясь за свой поздний приход, укладывать меня спать. Он пытался рассказать новую историю, но быстро засыпал. И я лежала рядом, домысливая его рассказ. И вдыхала пряный запах табака и белого вина, и знала точно: именно так пахнет принц, который придет и унесет меня в настоящий мир. И будет таким же добрым.

Мать была всегда холодна. Они часто ругались. Она кричала на него, психовала, срывалась на откровенную грубость. И очень часто я слышала во время этих разборок: «ты не мужчина», «бездарность» и «скотина». Потом, когда он шел укладывать меня спать, я спрашивала его о значении этих слов. Он быстро менял тему, но я слышала… Да, именно слышала, как в темноте, шурша улиточным шагом по его не выбритым щекам, катились слезы. И я плакала вместе с ним, зная, что так будет лучше и легче для него…

А еще он всегда защищал меня от нее, принимая на себя удар.

Она выгоняла его из дома сотни раз. Может быть, даже тысячи. Он собирал сумку, целовал меня и уходил, говоря: «Заяц, не волнуйся, она успокоитс, и я вернусь». И возвращался. Со своими байками и прогулками по темным улицам.

Когда мне было шесть лет, в жизни матери появился другой мужчина. Какой-то ухажер из прошлого. Дядя Олег. Пустое существо, работавшее то ли слесарем, то ли монтажником. Отец много мотался по командировкам. А он стал захаживать к нам. И он мне не нравился – от него пахло дешевым куревом, водкой и ложью.

А мать выставила отца из дома. Развелась и притащила это существо в наш дом. Мой и папин.

Он молчал, пил, приносил деньги. И из-за него меня рано укладывали спать. Я психовала и злилась, а мать объясняла мне, срываясь на крик, что это и есть «настоящий мужчина, которого она ждала всю жизнь».

«Настоящего» хватило на три с половиной недели. После чего он собрал вещи и без слов ушел к бывшей жене. Мать сидела молча на кухне, курила и плакала. А когда я подошла ее успокоить, отметелила меня по ногам ремнем. Не со зла. Нервы сдали.

Прошел еще год. У матери появлялись новые ухажеры, все из одной компании… К нам практически не приходили… Она возвращалась под утро, упираясь головой в вешалку, кричала: «А отец твой все равно козел и мразь! Он хуже всех и недостоин меня».

А я ждала воскресенья. Что бы сидеть с ним на кухне, пить чай, смотреть на звезды и снова узнавать мир, в котором нет места лжи и алчности.