Сорок третий - [38]

— Мира! Браво! Бис! — кричат возбужденные девчата.

Как каждого талантливого артиста, Миру больше любит женская часть зрителей.

Митя входит в клуб, когда зал набит полнехонько и гудит как улей. Нерешительно останавливается в проходе, обводит взглядом зал. На передних рядах — немцы, полицаи. Остальные места занимают местечковцы.

Митя ищет глазами Галю Сковородку. Она живет недалеко от клуба и обещала занять места. Галя машет ему рукой. Мучения наконец кончились Митя протискивается между рядов к Гале, садится.

Занавес опущен. За ним чуть слышно поскрипывает гармонь — артисты на ходу репетируют. В зале холодновато — от дыхания поднимаются белые облачка пара. Да и вообще клуб заброшенный, неуютный: на стенах рыжие подтеки, оконные рамы серые от пыли.

Семь часов вечера, а еще светло. День заметно удлинился.

Концерт, как и киносеансы, должен начаться рано, чтобы до комендантского часа — до десяти часов — зрители успели разойтись по домам.

Митю вдруг как током пронзает. Он видит Сюзанну. Она сидит почти напротив него, на два ряда ближе к сцене. На ней знакомая рыжеватая курточка, белая вязаная шапочка. Адама Вощилы рядом нет.

Митя старается не подавать виду, что взволнован. Разговаривая с Галей, смотрит в другую сторону.

Под потолком гаснут электрические лампочки, и сразу поднимается занавес. Зал тонет в аплодисментах.

Уже первый выход Миры приковывает Митино внимание своей необычностью. Он начинает не с танцев, как прошлый раз, а с песни. На сцене старушка со сморщенным лицом. И хотя Мира в брюках, в остроносых туфлях, а фигуру старухи имитирует только завязанный двумя уголками под подбородком платок, однако иллюзия настолько убедительная, что, как живую, видишь старую, согбенную женщину.

В два голоса Мира поет шуточную народную песню: дед умирает, давая бабке наказ, как жить дальше. Дед — фигура не главная, голосом, имитацией певец подчеркивает это, на первом плане горюющая бабка.

А как буду жить я без тебя, дедочек,

А как поживать, сизый голубочек?

Но вот и дед откуда-то вынырнул: голос певца срывается на пискливый фальцет, в нем не сочувствие, не жалость, а нескрываемая насмешка:

А с торбою, бабка, а с торбою, любка,

А с торбою, ты моя сизая голубка!..

До Мити вдруг доходит: не над бабкой насмехается исполнитель, песня только предлог, зацепка, чтоб выставить в смешном свете что-то иное фашистов! Они отступают, бегут, их спесь дала трещину. Молодчина Мира! И придраться нельзя: песня старая, ее знают все.

Зал снова тонет в громких рукоплесканиях. Они не прекращаются до того времени, пока артист не выходит на сцену еще раз. Но теперь он поет только два куплета:

Берегися, бабка, берегися, любка,

Берегися, ты моя сизая голубка!

Есть, значит, что-то такое, что как бы носится в воздухе, что более или менее чувствуют все. Мира — артист, он сумел уловить чувства, владеющие всеми, он ощущает настроение времени. В прошлом году — весной и летом — приезжали эти самые артисты, но вот такого настроения не было. То, что артисты показывали, было другим. Многое за год переменилось на свете...

Мите кажется, что он, как и Мира, смог бы высказать то огромное, радостное, что неудержимо нарастает в жизни. Только стихи он теперь не пишет. Он всей душой отдается событиям, которые заполнили мир, и больше ни о чем не думает. Может, когда-нибудь он об этом вспомнит. "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые..." Так сказал поэт. Митя чувствует, что живет в великое время. Местечко к огромным событиям, может, и не причастно, но они в нем как-то отражаются, имеют свои особенности, создают настроение. Оно неповторимо, это великое время, и Митя, если останется жив, об этом не забудет.

Удивительно только, что желание писать приходит в особенные минуты, когда Митя читает хорошую книгу или, как теперь, слушает песни.

Концерт окончился.

Первыми направляются к выходу немцы, за ними полицаи. Остальная публика толпится, ожидая очереди. Наконец открываются боковые двери на улицу и в фойе, и зрители шумливой толпой вываливаются из клуба.

Митя выходит вместе с Галей. На дощатом тротуаре наледь, и Митя осторожно поддерживает девушку под руку. Они одинакового роста, идти им легко.

Галин дом — на окраине переулка. Стоит к нему боковой стеной, большой, темный. Над забором качаются голые ветки сирени. Калитка, скамейка. Постояли немного, поговорили. У Гали настроение приподнятое, возбужденное, и она его не скрывает. Подала на прощание теплую руку, бегом, как коза, шмыгнула за калитку.

Митя возвращается Почтовой улицей. Возле больницы встречает Сюзанну.

— Я ищу тебя, — виновато говорит она и сразу замолкает.

Митя растерян. Держаться вдали от Сюзанны помогало ему чувство сопротивления. Но теперь Сюзанна сама делает шаг навстречу. Обида, оскорбление мгновенно забыты. Волна нежности заливает Митину грудь.

Поздно уже. Но, свернув в переулок, они еще могут походить. Патрулей тут не бывает.

Митя берет Сюзанну под руку. Она доверчиво клонится к нему. Темные купы хат, заборы, окутанные мраком деревья, под которыми колышутся подвижные тени, — все это видится будто впервые...

С правой стороны сад, в котором они напролет просидели летнюю ночь. Кажется, с того времени промелькнула вечность. А еще и года нет.